Он представил себе Йорга фон Бальмооса, в происхождении которого поистине не было ничего аристократического: его предками были полубродячие субпролетарии, корзинщики из бернского Зееланда, и он гордился этим. Но отнюдь не старался немедленно исправлять возникавшее повсюду недоразумение: в Германии, например, это «фон» перед фамилией очень даже ему помогало. Йорг был статный мужчина с «парящим носом» на совином лице — так высказалась о нем Руфь, кстати отнюдь не вкладывая в свои слова обидный смысл (Зуттер ни разу не слышал, чтобы она говорила о ком-нибудь пренебрежительно; кто ей не нравился, о том она молчала). Она ценила работы Йорга и следила за его развитием. «Парящий нос», острый, задранный кверху, придавал лицу выражение какой-то детской несерьезности, которого оно никак не заслуживало. Лицо было вполне достойное и издали, когда не был заметен мужицкий нос, напоминало лицо Миро[14], разве что глаза были посажены слишком близко друг к Другу и к тому же слегка косили, что придавало взгляду Йорга пронзительную, иногда наигранную напряженность. Щедро очерченный рот, благородно припухшие, изрядно чувственные губы, подвижные, как и вся мимика, способная передать всю гамму чувств — от беспощадной насмешки до теплого участия. Он был не только художником, но и неплохим оратором, чем охотно пользовался. У него были бесспорно красивые и выразительные руки, которые он называл «руками корзинщика». Йорг легко всем нравился, но Зуттер его не любил. Он вполне подходил для роли преступника, и Зуттер с удовольствием пришил бы ему какое-нибудь дельце. Он того заслуживал. Вот только
Он снова взял в руки книгу, прощальный подарок перед уходом из газеты. На очереди была вторая статья, та, что писалась в бессонную ночь. Он тогда успел ее закончить. Как будет читаться она сегодня, после ранения?