Мама еще немного потянула резину, но потом решила, что она уже достаточно хорошо прощупала почву и мое прекрасное настроение. Я поняла, что в моей жизни просто непременно вновь должны произойти какие-то новые неожиданные и подозрительные события.
— У меня к тебе опять дело, — тяжело вздохнув, сказала мама.
— Какое дело? — с подозрением сказала я.
Мама замялась. Она знала, что мне не очень хочется выполнять какие бы то ни было ее дела. Потому что это были ее дела, а не мои.
А тем более мне не очень-то хотелось выполнять дела, связанные с ее последними заказами. Я и так была в разобранных чувствах после моего последнего похода в театр Лимбарди. Она это видела, но не расспрашивала, решив, что дело в общем-то окончилось неплохо.
Ан нет. Странным парням Лимбарди опять понадобилась моя мама, а мама и так не справилась с прошлым заказом, куда ей к новому приступать.
— Понимаешь, — мялась мама, — я, конечно, не хочу тебя тревожить, но без тебя мне не справиться.
— Говори, не тяни резину, — сказала я.
Все равно ведь упросит помогать, я ее с детства знаю.
— Им очень все понравилось. Очень. Но им хотелось бы кое-что дополнить.
— И?
— Мне пришлось сознаться, что этими эскизами занималась ты.
— Дальше.
— Они очень удивились.
— Кто они? — устало спросила я. — Ты лица видела? Опиши их мне.
— Что ты, что ты, — мама, казалось, замахала руками на том конце телефонного провода, — я не видела их лица, они звонили по телефону.
— Что, несколько человек звонили?
— Нет, — растерянно сказала мама, — только один человек звонил.
— А что же ты о них во множественном числе говоришь? — спросила я.
— Ну — мама подумала, — мы же знаем, что на самом деле там не один человек.
— Мама, слушай меня внимательно. Я не пойду ни в какой театр.
— Как это не пойдешь? — не поняла она. — Ты что, меня бросаешь?
— Да, бросаю.
Вопреки ожиданиям мама вдруг резко взяла себя в руки, на то она и была мамой.
— А ну, давай рассказывай, что там в этом театре с тобой произошло?
Теперь уж я сама не на шутку растерялась. Рассказывать, что я лишь слегка поцеловалась с одним из этих нескольких Лимбарди?
Ну уж нет, мама тут же бросится защищать меня и мое душевное состояние, я ее знаю. А потому мне пришлось срочно переменить свое решение.
— Просто мне немного некогда, — уклончиво ответила я, — но если тебе очень, очень нужна моя помощь, разумеется, я с радостью пойду.
Мама некоторое время с подозрением прислушивалась. Но со мной и моим дыханием все было вроде бы нормально, и она ничего внушающего тревогу не заметила.
— Тебе правда ничего не будет стоить это сделать? — с подозрением спросила она.
— Правда, — сказала я.
Но на этот раз я действительно была уверена в себе. Очень уверена. На колени ни к кому не сяду. Глаза не закрою. И так далее.
В баре у Джессики выпила джин с тоником. Наврала Джессике, что иду на свидание с Марком Тоснаном. Джессика не поверила.
— Настоящее свидание? — искренне удивилась Джессика.
— Нет, деловое, — сказала я.
— Это как?
— О делах будем разговаривать.
— О каких это делах вы с Марком Тоснаном будете разговаривать?
— О деловых делах.
— Например?
Я задумалась. Врать-то толком не умею.
— Например, о погоде.
— Еще.
— О его работе.
— Зачем? — подозрительно спросила Джессика.
— Может, в скором времени перейду на работу в риелторскую контору.
Джессика исподлобья смотрела на меня.
— Ладно врать, — сказала она.
— Истинная правда, — сказала я и сделала еще пару спасительных глотков.
— Не умеет, а врет, — сказала самой себе Джессика. — Ну ладно, я на тебя не в обиде. Все равно потом все сама расскажешь.
Я тоже уже решила, что достаточно выпила и пора двигаться в путь. И пока Джессика отпускает меня с миром, а не вцепляется мне в подол, не требует правды и подробностей и даже не упрашивает взять ее с собой, пора идти.
Около театра я подумала, что мало выпила. Надо было еще. Мне стало страшно, тревожно, тоскливо, но почему-то весело. Я как будто со стороны за собой наблюдала. Пришла на заклание.
Хотя, наверное, надо было вообще не пить. А то в голове теперь туман, и я плохо помнила, что сама себе обещала. Ага, кажется, на колени не садиться. А просто разговаривать? Да, просто разговаривать вроде можно.
Я налегла на большую массивную дверь, она тут же поддалась, как будто только и ждала меня. И я ввалилась в фойе театра, чуть не упав, как обычно.
Гомерического хохота не раздалось, и паутина на голову не упала. Строительных лесов уже не было, защитной пленки на полу — тоже.
На каменным стенах и на полу проступала мозаика неброских цветов, как будто зданию было лет сто. Хорошо сделано, добротно и красиво.
Куда идти я уже знала, направилась в зрительный зал. Мимо мягких и уютных кресел по наклонной поверхности прямо к сцене. Тут было все знакомо, как будто я каждый день здесь бывала.
На большой сцене все так же были разбросаны разные старинные вещи. Приглушенный свет озарял этот священный театральный беспорядок.
Посередине сцены стояла та же самая большая кровать. И на этой кровати полулежал человек.