Счастье быть русским

Поэтому, когда шел фильм, часть сцен в нем были вырезаны. Зритель таким качеством был недоволен, ведь все эпизоды ему известны и он знал их наизусть.

Зачем я вам все это рассказываю? Может, кто-нибудь из старшего поколения вспомнит добрым словом эти времена. Не такие они были уж и плохие… А молодому поколению интересно узнать часть нашей культуры.

Лена Иванова, баба Еня, брат Василий.

Итак, мой путь лежал к Громовой горе. Но, чтобы дойти до нее, нужно преодолеть еще два глубоких рва-оврага. Рельефную структуру этих рвов я знал досконально, они были, чуть ли «не облизаны» в процессе детских игр. И преодолеть их для меня не составило большого труда.

Громова гора называлась по фамилии жителя, который жил рядом с ней. Дядя Саша Громов – это наш местный художник. Он рисует не только пейзажи нашей природы, но и портреты местных жителей.

Добравшись до вершины, я немного приустал. Но время меня поджимало: мои домашние надсмотрщики в любой момент могут начать поиски. Нужно как можно быстрее поискать над горой волшебные слова. Но на небе их не было видно, наверное, я опоздал. Солнце уже высоко. Может быть, дядя Аркаша видел слова и не в этом месте, а в другом?

Сел я на траву и решил немного передохнуть. Стал смотреть на дым, который шел из печей. Подняться высоко-высоко на небо он не мог и расстилался над крышами домов, как настоящее облако. Мне казалось, что я как будто нахожусь на борту самолета и смотрю на землю через иллюминатор. На самолете я еще не летал, но мне об этих впечатлениях рассказывал отец.

Облако из дыма плыло подо мной совсем рядом, можно было разбежаться и запрыгнуть на него, побегать и покувыркаться. Главное, можно будет его потрогать, взять в руки или слепить какую-нибудь фигуру. Но этого сделать было нельзя, для этого нужны крылья, решил я. Решено: как приду домой, сделаю их и попытаюсь взлететь, хоть чуть-чуть – да покружиться над облаком.

Время меня поджимало, решил возвращаться домой. Но по пути нужно еще не забыть нарвать «индейские» стрелы из камыша, растущего по берегу реки. Побежал с горы, пытаясь прыгнуть, как можно выше, и пролететь, и оторваться от земли хотя бы на метр.

Раньше я так уже делал и у меня получалось. Мне казалось, что, паря над землей, на какие-то секунды я превращаюсь в птицу, и притяжение Земли на меня не действует. Я был уверен, что каждодневные такие тренировки помогут мне преодолеть притяжение навсегда, и я буду летать тогда, когда захочу.

Спустился с горы, прошел Громовым переулком к реке, перешел ее через деревянный мостик, поднялся на крутой обрыв, где находился дом дяди Яши Плюхина, и осмотрелся. Мое отсутствие никто не заметил, и я побежал по направлению к своему капустному огороду. Добежав до него, перебрался через забор, сделанный из жердей, и прыгнул в огород.

Все, я был в безопасности. Никто не сможет меня заподозрить, что убегал так далеко от дома. Спустился вниз по земляной лестнице к реке, нарвал камыша и вернулся домой. Зайдя во двор, сразу зашел в столярку, взял дедушкины ножницы по металлу и стал резать ими крышку от консервов.

Во дворе увидел бабушку. Она несла ведро с водой, зашла в баню вылила ведро в бак, а потому затопила и печку. Мне показалось это странным. Всегда топили к вечеру, когда все возвращались с работы. А тут – с утра.

«Наверное, собралась белье постирать и хочет нагреть воды», – подумал я и продолжил работу.

Стиральных машин не было ни у кого в деревне, как и электричества. Все стирали в корытах на ребристых стиральных досках. Поэтому вода нагревалась в бане, обычная процедура.

Мне стиральную доску брать в руки, было категорически запрещено, так как на ней остались следы от моего музыкального гвоздя. Я на стиральной доске с помощью смычка под названием «гвоздь» «играл» произведения «Чайковского, Моцарта и седьмую симфонию Шостаковича»… Металл на доске рифленый, и, если проводить гвоздем по нему, издавались воистину космические звуки. По радио частенько слышал, как диктор говорил: «…послушайте седьмую симфонию Шостаковича…» Я внимательно ее слушал, и мне было понятно, что вот на этом отрезке мелодии идут фашисты по нашей русской земле в своих грязных сапогах и нагло улыбаются. Я мысленно представлял эту картину, брал доску и проводил по ней гвоздем, играя в унисон мелодии. Доска сильно царапалась, а потом на ней одежда рвалась. По этой причине я был лишен музыкального инструмента. Но у меня в запасе были и другие инструменты: это ведра, висевшие на рогатине у крыльца, разные металлические бочки в саду. Звук, конечно, был не такой, как у стиральной доски, но у них имелись свои музыкальные краски.

Да, утро у меня началось в делах и заботах. Я нарезал ножницами из крышки треугольных отрезков, на наковальне с помощью молотка из них сделал наконечники и надел на камышовые стрелы. Они были легкими, летели далеко, точность попадания «стопроцентная». Лучше стрел из камыша в мире не найти.