Счастье 17.06.2009

Замминистра не скрывал, что инициатива увольнения Семанова исходила не из министерства. Он даже спросил уволенного главреда — скажи, мол, хотя бы по секрету, за что тебя? Семанов ответил не задумываясь: «Сочи». Депутат Хинштейн еще ходил в среднюю школу, а «Человек и закон» уже участвовал в информационных войнах между КГБ и нелояльными Юрию Андропову региональными руководителями — на страницах журнала регулярно появлялись разоблачительные репортажи о коррупции в Краснодарском крайкоме КПСС, которые писал журналист с характерной фамилией Цеков под диктовку сотрудников госбезопасности. О том, что дело совсем не в Сочи, Семанов узнает чуть позже, а пока, поскольку главный редактор центрального журнала — это номенклатура ЦК, — его пригласили на Старую площадь к заведующему сектором отдела пропаганды и агитации Наилю Биккенину, который предложил Семанову должность заведующего отделом в журнале «Преподавание истории в школе». Такая позиция показалась Семанову не очень соблазнительной, он отказался, решив, что сам без труда найдет себе интересную работу.

— А потом меня вызвал к себе Филипп Денисович Бобков (начальник Пятого управления КГБ СССР, отвечал за работу с интеллигенцией. — О. К.). Вначале говорил вокруг да около — просил быть сдержаннее, пересмотреть круг знакомых. Потом прямо сказал, что я веду себя так, что на меня может быть заведено уголовное дело. Я наглый был, нахал жуткий. Сказал ему, что лучше бы на Сергея Михалкова дело завели, а то неизвестно еще, на какие деньги он новый дом себе построил. На том мы с Бобковым и разошлись, а через несколько дней взяли Иванова.

IV.

После ареста Иванова Семанов понимал, что скоро придут и за ним. Архив раздал друзьям, жену проинструктировал, кому звонить и куда приходить («Опыт „Человека и закона“ пригодился, я же все время по тюрьмам и лагерям ездил и понимал, что там со времен Пилата все неизменно»), собрал какие-то вещи.

— Однажды рано утром, — я был с похмелья, голова болела, а тут звонок в дверь, — пришли двое в штатском. Принесли повестку — зовут на допрос в качестве свидетеля. Я еще спросил: а почему так срочно? Они что-то пробурчали, я поцеловал жену и пошел. У самого подъезда стояла машина, рядом с машиной еще какой-то молодой человек, как бы случайный прохожий, но он так тщательно от меня отворачивался, что я понял, что он там тоже не просто так гуляет. Мы сели и поехали в Лефортово.

В Лефортовском изоляторе Семанова встретил следователь Губинский — по словам Семанова, симпатичный интеллигентный молодой человек. Допрос продолжался десять часов. Губинский время от времени выходил из кабинета на полчаса-час. Семанов в какой-то момент не выдержал, сказал, что ему скучно сидеть одному и попросил что-нибудь почитать.

— И он тогда достал из ящика журнал «Континент» — на, мол, читай. То есть вот та литература, за которую он, сволочь, людей сажал, у них была как в парикмахерской — почитать, чтоб не скучно было.

Следователь Губинский, судя по всему, вообще был хорошим человеком — он даже посреди допроса отпустил Семанова позвонить жене. Жена уже не спала — в квартире шел обыск. Искали оригинал рязановского воззвания. Не нашли, конечно.

В десятом часу вечера Семанова отпустили домой до завтра — на следующий день была назначена очная ставка с Ивановым.

— Он очень нервничал, неохотно говорил, а если говорил, то такими выражениями, что мне оставалось только руками развести. «Кроме того, Семанов давал отрицательные характеристики деятельности руководителей партии и правительства». А сам на меня так смотрит, что даже жалко его.

V.