Счастье 17.06.2009

Нет никаких оснований предполагать, что связь с Пушкиным в «Ревизоре» и «Мертвых душах» (в той мере, в какой она действительно имела место) качественно отличалась от использования пушкинского материала в петербургских повестях. Что бы ни утверждал Гоголь, «пушкинское» в главнейших произведениях Гоголя нужно, видимо, искать не в «главном» — в сюжете, идеях, характерах, а во «второстепенном». Затасканность и традиционность сюжета «Ревизора» отмечалась многими критиками, увидевшими в комедии инсценировку расхожего анекдота. Сам Гоголь (в беседах с современниками) указывал, что сюжет «Ревизора» подсказан пушкинским рассказом о приключениях литератора и чиновника Павла Свиньина в Бессарабии. Но в действительности свиньинская история (молодой чиновник, призванный исследовать законы и установления новоприобретенного края, превысил свои полномочия и возбудил в местной знати необоснованные надежды), имеет к «Ревизору» лишь самое косвенное отношение. «Пушкинское» обнаруживается скорее в деталях. За некоторыми из них узнаются рассказы Пушкина о его путешествии в Оренбург осенью 1833 года и о последующем пребывании в Болдине (этими рассказами Пушкин, видимо, делился с Гоголем вскоре по возвращении из путешествия, в зиму 1833–1834 года).

Особенно много отсылок к рассказам Пушкина обнаруживается в рукописных редакциях «Ревизора»: это и сообщение о том, что Пушкин сочиняет только изрядно выпив (пересказ подобных слухов — в письме Пушкина к жене); это и приписывание Пушкину всяких дурацких стишков (о чем Пушкин упоминает в дневнике). Некоторые из пушкинских рассказов развились в самостоятельные мотивы. Так, в письмах к жене Пушкин жаловался на слугу («человека»), отравившего все путешествие своим претенциозным хамством: развязный тип с тоном московского канцеляриста, ест барских рябчиков, пьет барскую мадеру, «по станциям называет меня то графом, то генералом». Пушкинский «человек» явно запал в память Гоголю. «Тон московского канцеляриста» материализовался и развился в фигуре Хлестакова (который стал настоящим канцеляристом, хотя и петербургским); не был забыт и слуга, склонный повышать барина в чине из собственных корыстных видов. В окончательном тексте «Ревизора» хитрый Осип искусно уклоняется от прямого ответа на вопрос о чине хозяина («Чин известно какой»); обитатели уездного города сами будут достраивать статус юного вельможи до необходимого градуса, сообразно со своими ожиданиями и надеждами. А вот в ранней редакции Осип повышает в чине своего худосочного барина таким же манером, каким делал это пушкинский человек: «Да чин не небольшой, что-то так не меньше полковника, коли еще не больше...» Так — полковником — и будут именовать Хлестакова обитатели уездного городка вплоть до неожиданной развязки...

Пушкинские анекдоты — своего рода мотивный субстрат гоголевской комедии: в ходе работы над ее текстом «пушкинизмы» будут удалены или трансформированы. По-видимому, сходным образом обстояло дело и с «Мертвыми душами». «По-видимому» — потому что самые ранние редакции «Мертвых душ» до нас не дошли. О том, что там было «пушкинского», мы можем судить только по чудом сохранившимся остаткам раннего слоя. Так, в первой из дошедших до нас редакций «поэмы» описание деревни Плюшкина было украшено такой подробностью: «Изб было столько, что не перечесть. Они были такие старье и ветхость, что можно было дивиться, как они не попали в тот музей древностей, который еще не так давно продавался в Петербурге с публичного торга, вместе с вещами, принадлежавшими Петру Первому, на которые однако ж покупатели глядели сомнительно». Описание плюшкинской деревни отсылает к событиям петербургской жизни первой половины 1830-х годов. «Музей древностей» — это так называемый «Русский музеум», собранный неутомимым Павлом Свиньиным и выставленный им на распродажу весной 1834 года. Свиньин имел репутацию враля, поэтому распродажа эта послужила предметом скептических обсуждений, о которых Пушкин упомянул в своем дневнике: «Говоря о Свиньине, предлагающем Р. Академии свои манускрипты XVI века, Уваров сказал: „Надо будет удостовериться нет ли тут подлога. Пожалуй, Свиньин продаст за старинные рукописи тетрадки своих мальчиков“». Наверняка Пушкин пересказывал этот разговор Гоголю (тот как раз усиленно домогался профессорской позиции и просил Пушкина похлопотать за него перед Уваровым, тогдашним министром просвещения).