Счастье 17.06.2009

Коррекционный православный детский дом создали в 1999 году, по благословению митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия; учредителями стали администрация Ногинского района Мособласти и церковь Успения Божией Матери.

— Мы сами плохо представляли, как это делать. Были определенные проблемы с регистрацией — у нас церковь отделена от государства, но можно найти компромисс, — говорит директор Виктор Самозванцев. — Потом уже к нам обращались за опытом.

Тогда у многих было понимание, что традиционные педагогические техники работы с проблемными детьми уже не работают. Девяностые годы дали всплеск маргинальных семей, а здание вечерней школы, назначенное под детский дом, находилось буквально под сенью храма Успения, — так и решили, что церковь будет духовным наставником этих детей. Прецедентов практически не было, опыт они нарабатывали интуитивно.

— В чем была идея? Церковь формирует базовое доверие к миру, — говорит Виктор Александрович. — У всех наших — ранняя сенсорная депривация. Ребенок познает мир через мать, а мать не дает ему ни тепла, ни любви, если мать — зло, то ребенок и мир воспринимает так же. Церковь в каком-то смысле может заменить мать — недаром мы говорим «мать наша церковь» — и стать окном в мир. И самое главное, возвращает доверие к нему.

В 2000 году они получили первый пул воспитанников — очень сложных детей, практически не подчинявшихся дисциплине, не способных самостоятельно одеться, плохо знакомых с гигиеной, — и попробовали новый уклад: дважды в неделю — присутствие на службе, несколько раз в неделю — беседы священника (настоятель храма — о. Олег Волков), исповедь и причастие, — и общение с прихожанами, в какой-то мере заменившими им ближний круг. Обычно среда насторожена к детям-сиротам, тем более — к детям «с диагнозом», и можно только представить, какое потрясение испытывали прихожане, когда неуспевающий ни по каким предметам, считающийся необучаемым ребенок начинал читать псалмы на церковнославянском языке.

Православные дети отличаются от других казенных детей — не послушанием, но, напротив, большей открытостью и живостью.

— Мы смотрим на них на фоне детей из других детдомов, замечаем отличие: наши более свободны, живы, больше похожи на домашних, — говорят педагоги.

Детский дом не подчинен церкви, он именно что сотрудничает с ней. И оттого совсем не похож на православный приют: внешне здесь сохраняется вполне светский уклад, дети в джинсах, они любят аркады и стратегии (спонсоры подарили хорошие компьютеры), читают не только церковные книжки и слушают не только церковные песнопения.

Заведение, впрочем, совсем небогатое, почти аскетичное, — хотя все необходимое у детей есть. Надо после пожара восстанавливать второе здание, ставить ограждение. Недавно, впрочем, поставили пластиковые окна.

III.

Есть представление, что детей старше дошкольного возраста почти не усыновляют. Это не так: детей из Ногинского коррекционного усыновляют и в родном городе, и в ближней Электростали. В 2000-м, когда все дети были от 10 до 12 лет, усыновляли больше. В поиске новых родителей активно участвуют прихожане — главный социум этих детей.

— Но клоака, из которой они вышли, все равно влечет их к себе, — мрачно говорит Самозванцев. — Что вы хотите, у всей страны духовные осложнения, не только у молодежи...

И рассказывает историю: была чудесная девочка — красивенькая, сообразительная, училась хорошо, такая образцово-показательная девочка, ее с удовольствием взяла ногинская семья. Счастье, нежность, любовь. Через два года «дите запросилось на травку» и убежало из любящего, понимающего и обеспеченного дома в другой дом, к отцу родному — разумеется, лишенному родительских прав. Родители приемные мучались страшно, переживали, но повлиять на девочку не могли, через суд провели отмену усыновления.

IV.

Воспитанники детского дома усерднее других в молитве, особенно трепетны на причастии. Священники говорят, что они переживают службу с особенной глубиной и впечатлительностью.

Спрашиваю, бывает ли чудо — «чудесное преображение».

— Чудо? Ну вот, если хотите. Мальчик Игорь, очень тяжелый, с припадками агрессии и, казалось бы, необучаемый. Он почти не вылезал из психиатрической больницы, ставили ему даже такой диагноз как «патологическое развитие личности» У нас дети с ЗПР седьмого вида, так вот его перевели на обучение по восьмому виду, проще говоря, это олигофрения. Но вот преображение: под влиянием церкви, и труда молитвы, и причастия, — он, представьте, стал выправляться, начал делать успехи в учебе, и восьмой вид ему сняли, и перевели мальчика в класс ЗПР. Был в православном лагере — лагерь у нас в Ивановской области — туда приехал благочинный Богородского округа отец Михаил, и вот наш мальчик, представьте, обыграл его в шашки. Это произвело такое впечатление на благочинного, что он пригласил его обучаться в православной гимназии. То есть от 8-й группы, олигофрении, он стал гимназистом и сейчас обучается на общем уровне, и это, конечно, грандиозный прорыв.