Сборник цикла ТЕМАТИКИ

Если же приступ паники не накатывал на Виктора Степановича, он отправлялся дальше, миновав центр, к окраине города, где на платной парковке – всегда разной – оставлял автомобиль и пешком добирался до двери в подвальное помещение.

– Как всегда? – спрашивали из-за двери.

– Как обычно, – откликался Виктор Степанович, нервно оглядываясь.

Внутри подвального помещения всегда было темно, даже мрачно, и такое место, конечно же, не смогло бы пройти контроль никаких организаций – подумать страшно, что может случиться здесь во время пожара. Виктор Степанович, впрочем, о пожаре думать переставал – мысли его приобретали такое направление, где нет места пожарам, да и рабочим отчетам тоже. Главное же, что в этом направлении не существовало Любочки, и когда Виктор Степанович переступал порог загадочного места, он как бы переставал находиться с супругой в одном пространственно-временном континууме, а потому был искренне убежден, что рассказывает жене обо всем в своей жизни.

Дойдя до конца коридора, он сворачивал в просторную раздевалку, снимал пиджак, галстук и оставлял все вещи, за исключением бумажника. В комнате, помимо его имущества, валялись пиджаки, куртки и барсетки десятков других людей. Виктор Степанович всегда старался не разглядывать их слишком пристально – ну как потом, на улице, снаружи, увидит на ком-то случайно?

После этой комнаты он входил в другую, где освещение было насыщенно-красным, и когда кому-нибудь хотелось посмотреть на циферблат часов или номинал купюры, он вполне мог ошибиться. Виктор Степанович в этом помещении старался смотреть только вперед, на небольшую сцену, не встречаясь взглядами с толпой вокруг. Толпа тоже игнорировала успешного бухгалтера, предпочитая концентрировать внимание на том, ради чего явилась в подвальное помещение, не способное пройти проверку пожарных даже с солидной взяткой.

На сцене было то, от чего коллеги Виктора Степановича, наверное, попадали бы в обморок, если бы узнали, что Виктор Степанович имеет к происходящему хоть какое-то отношение. На сцене были мальчики.

Не двенадцатилетние подростки, конечно, но называть их другими словами щепетильный в вопросе терминологии Виктор Степанович просто не мог. Студенты, выпускники техникумов, бог знает, кто еще – определить возраст в таком освещении было невозможно. Будь Виктор Степанович ответственной кассиршей, обязательно спросил бы паспорт, прежде чем продавать такому мальчику «флешку».

Мальчики на сцене не стояли без дела, и когда Виктор Степанович хоть немного приходил в себя от волнения, он начинал слышать громкую музыку, под которую выпускники техникумов двигались возле шестов.

Была здесь и барная стойка – к ней Виктор Степанович подходил не спеша, вдоволь насмотревшись на мальчиков на сцене. Доставал бумажник и выкладывал положенную сумму – получалось много, но Виктор Степанович был бухгалтером от бога, так что пропажу изрядной части зарплаты маскировал искусней опытного наркомана.

Потом шел вглубь комнаты со сценой, нырял в заставленную вешалками дверь и проходил еще один коридор. В этом месте просыпалась совесть Виктора Степановича – пока он шел, сопровождаемый криками и стонами, доносящимися из неплотно прикрытых дверей справа и слева, в голове всплывали выпуски новостей про насилие в семье, про тысячи родителей алкоголиков, про всякие страсти, толкающие молодых людей на отчаянные поступки. В свою комнату Виктор Степанович заходил в ужасном настроении. Вспоминал счастливое лицо Любочки, даже, бывало, размышлял о коллегах, которые ставили его в пример новичкам.

Внутри было еще темнее, чем в помещении со сценой. Единственным источником света здесь был коридор, и если кому-нибудь приходило в голову закрыть дверь до конца, помещение погружалось в абсолютную темноту. Виктор Степанович подозревал, что где-то есть кнопка, включающая свет, но за те семь лет, которые он ходил сюда, воспользоваться ей не довелось ни разу.

Мальчик, которого он выбирал за барной стойкой, приходил через пять минут, минута в минуту. Прикрывал дверь, оставляя крохотную щелочку, и немедленно приступал к делу. Бывало, Виктор Степанович просил подождать, снова прокручивал в голове все страсти, которые приходили к нему в последнем коридоре, резко вскакивал с кровати и выбегал. В такие дни он успевал к остывшему ужину, смотрел сериал и засыпал, сжимая руку Любочки.

Но гораздо чаще мысли покидали его окончательно – и он верил сдавленным стонам, изгибам хрупкого тела, забывал обо всем в сумасшедшем ритме.

Мальчик никогда не уходил сразу – ждал, пока Виктор Степанович отошлет его. Успешный бухгалтер помнил два дня, когда мальчик оставался с ним надолго. Перед этим в баре он покупал себе выпивку – это были дни повышений, когда можно было честно признаться супруге, что на празднике он немного напился. В остальные дни приходилось оставаться полностью трезвым, и после первого раза накатывало страшное чувство вины, Виктор Степанович указывал мальчику на дверь и после его ухода долго сидел в одиночестве, размышляя о том, что скажет жене.