В кафельной вселенной, уютной, как печь-голландка,Прохладной, как бёдра русалки, вынырнувшей из пруда,Как ночь Рождества, морозной и жаркой,Серебряной, как в осенних чашах вода, —Небеса как шкатулка медным ключиком открываются,И в заветный день сентябряС изразцового неба в ладони твои опускаютсяЗвёзды, ангелы, рыбки, сердечки из янтаря.А если в кафельном сказочном мире мышь заведётся,И серою тишью будет пугать тебя, и грызть, и шуршать,И в горлышке серой ангинной тоской заскребётся,И ход изразцовых светил дерзнёт нарушать, —Мы отворим вышину — пусть ветер в шторах гуляет! —И там, в вышине,Перистые коты Господни, её облака поймают,Белые и лазурные на эмалевой белизне.И пискнет мышь на зубах сторожей, и паутинкой алойПо небу закружит ветер её в серебряный лёт, —И вот уж она дождинкой-кровинкой стала,И пусть себе в нашем саду поздней ягодой в куст упадёт.ЗИМА ОХОТНИКА ЗА УЛИТКАМИ
Созвездия декабря вмёрзли в угольный свод, и в ходиках оцепенел ход,И охотник в берлоге спит до весны, — но и во сне ведётПальцем по карте-трёхвёрстке, истрёпанной по краям,Спит, но следит вслепую заснеженный ход нор, тоннелей и скрытых ям,По атласному белому этому, белому скользит, по лёгкой конвульсии льдаЧует добычу на два её хода вперёд, спускаясь пальцем по карте ловитвы туда,В весну — или не он ведёт, или это его ведут(Добыча следит охотника, силки траппера ждут)Туда, где свет, где снега в помине нет, где вместо полей — моря(Спящий вздыхает во сне, переворачивается на ту сторону декабря)И можно ходить по воде, и в солнечную нырять глубину,Идти ко дну,И там на дне процеживать сетью янтарную взвесьИ по шелестящему ааххххх уловить: вот они! есть!! —Драгоценная дичь: улитки, сворачивающиеся в глубине,Кипящие в пряном густом трепетнобагровом вине.«Замок цепенеет, снег и снег за окном…»
Замок цепенеет, снег и снег за окном.Принцесса палец укалывает веретеном —И засыпает намертво (тень струится, оседает на чёрном дне),И видит принца во сне,Который как раз просыпается, резко всплыв с чёрного дна,Сердце бухает, весь в поту, не в силах припомнить сна,В котором — которая — кто — нет, никак! —Дневной торжествующий свет плотнее, непроглядней, чем мрак,И не вернуться, и с той, что не вспомнить, но и вовек не забыть,И хоть всего себя исколи, не уснуть, — никогда не быть:Крепко заперты меж двумя спальнями на железный засовДвери шести незыблемых часовых поясов.«То ли в колыбельную впиши…»