Главные лозунги - вернуть профсоюзам право на забастовку, фактически отнятое у них новым Трудовым кодексом, обеспечить свободу организации (иными словами, дать работнику возможность самостоятельно и без всякого давления решать, в каком состоять профсоюзе и состоять ли вообще), отказаться от разрабатываемого в недрах Госдумы закона о «заемном труде», по которому работника может нанимать одна фирма, а эксплуатировать другая (случись что, концов не найдешь). Короче, речь идет не об абстрактных лозунгах, а об очень простых и понятных требованиях. Другое дело, что коль скоро адресованы эти требования к Думе и вообще к власти, они становятся политическими.
Собственно, это и есть настоящая политика в демократическом и гражданском смысле, когда собираются люди не ради того, чтобы поддержать того или иного демагога, а для защиты своих совершенно конкретных, повседневных интересов. И гражданское, и классовое сознание формируется именно так.
Решение давалось непросто. Во-первых потому, что подобных самостоятельных акций профсоюзы раньше не проводили, предпочитая блокироваться с кем-нибудь из политических сил. Во-вторых потому, что Москва меньше всего может быть названа рабочим городом. Здесь массы рабочих сегодня вывести трудно, поскольку их как бы и нет. Предприятия закрыты или перепрофилированы, а строительный бум обслуживается рабочими мигрантами, которые не то что на демонстрацию, но даже просто на улицу боятся выйти, такой у них сложился замечательный опыт общения со столичной милицией. Клерки банков, риелторских и страховых контор, мелкие служащие министерств и корпоративных офисов готовы ругать начальство, но бастовать и строить профсоюзы не очень умеют, да и привычки ходить на митинги у них нет. Оппозиционная пресса предпочитает обсуждать марши несогласных, поскольку борьба за либеральные ценности гораздо увлекательнее, чем попытки рабочих улучшить свои условия труда, добиться повышения заработной платы или элементарного уважения к своей личности. А леворадикальная творческая интеллигенция предпочитает авангардные художественные выставки и философские диспуты митингам протеста.
Короче говоря, главный вопрос в том, сможет ли профсоюзный митинг быть достаточно массовым без поддержки прессы, без затраты серьезных финансовых ресурсов (которых просто нет) и без сильного мобилизационного механизма (который построить можно лишь в городе, где имеются крупные организации).
Однако каким бы ни был результат, первомайский митинг на улице 1905 года имеет шанс стать историческим. И дело совершенно не в численности участников, которая может оказаться довольно скромной. Впервые за все время своего существования свободные профсоюзы России готовы выступить солидарно с самостоятельной позицией. Это прежде всего ответ тем, кто уже готовится построить их в свои предвыборные колонны - от КПРФ до «Справедливой России», от «Другой России» до всевозможных региональных начальников. Рабочее движение выживет в нашей стране, только если сохранит свою самостоятельность и не даст собой манипулировать, не даст вовлечь себя в чужие игры.
Митинг 1 мая 2007 года свидетельствует о том, что осознание этого простого принципа в движении есть.
БРОНЗОВЫЙ СОЛДАТ ВЫСТРЕЛИЛ
Новость о волнениях в Таллине дошла до меня во время философской конференции в Ростове-на-Дону. Участники оживленно обсуждали проблемы диалектической логики и актуальность гегелевской «Феноменологии духа», когда кто-то из молодых обнаружил сообщение о событиях в Эстонии в своем мобильном телефоне и показал мне. В перерыве новость уже обсуждалась среди философов, хотя и не вызвала особого возбуждения. «Это всё практика, - презрительно сморщился один из них. - А мы теоретики».
Только один из теоретиков высказал обобщающее суждение, заставившее меня задуматься. «Теперь понятно, что Эстония всё-таки европейская страна, а местные русские почувствовали себя гражданами Европы. Они ведут себя точно так же, как повели бы себя в аналогичной ситуации датчане, французы или британцы».
И в самом деле, массовое неповиновение властям есть одно из проявлений демократического самосознания общества. Ещё теоретики XVII века в числе основных гражданских прав записали «право на восстание». Выход народа на улицу - это законный и даже обязательный ответ на незаконные или очевидно несправедливые действия власти, которые воспринимаются обществом как очевидно противоречащие нормам цивилизованной жизни или унижающие достоинство людей. Именно поэтому сочувствие публики в подобных случаях неизменно оказывается на стороне бунтующих, а власти редко решаются преследовать участников или зачинщиков беспорядков. Ведь в соответствии с логикой гражданской жизни ответственность за произошедшее в первую очередь ложится на правительство.