Сборник статей и интервью 2007г.

С того момента, когда перспектива внутрисистемных реформ стала казаться наивной и утопической, утратило смысл и «социалистическое» прикрытие. Другое дело, что рассуждающая таким образом оппозиционная интеллигенция в свою очередь разделилась на две группы. Одни - более честные, а быть может, и более наивные - стали диссидентами, организовали правозащитное движение и присягнули на верность либеральной (либо националистической) идеологии. Многие из тех, кто вступил в диссидентское движение еще как социалист, либо меняют свои взгляды, либо предпочитают молчать о них в своей среде, ограничиваясь общими словами о нарушении прав человека. Левые среди диссидентов и эмигрантов были всегда - Петр Абовин-Эгидес, Вадим Белоцерковский, братья Рой и Жорес Медведевы. Левые авторы сыграли немалую роль в создании исторических сборников «Память» (не путать с одноименной националистической организацией, возникшей значительно позже). Но надо признать, что тон в диссидентской и околодиссидентской среде задавали отнюдь не социалисты. А главное, даже те из диссидентов, кто сохранял приверженность марксистским убеждениям молодости (например, как Лев Копелев и Раиса Орлова), почти никак не демонстрировали эти убеждения в своих публикациях и общественной деятельности, сосредоточивавшейся на сугубо правозащитных вопросах.

Другую, куда более многочисленную группу составили те, кто продолжал работать в рамках системы, занимая порой вполне заметные должности. Однако отныне их отношения с властью строились на голом прагматизме и цинизме. Власть не требовала полноценной лояльности или искренности. Единственным условием было (по блестящему выражению Леонида Баткина) «ритуальное самоосквернение». Периодически ходить на партсобрания, тянуть руку в поддержку глубоко омерзительной тебе резолюции, толкать локтями соседа, отстаивая свои привилегии, презрительно осуждаемые в частных беседах с другими такими же привилегированными интеллектуалами. Именно эта группа представителей столичной (московской и питерской) интеллигенции вновь была востребована во время перестройки, задавая тон во все еще подцензурных, но уже «либерализировавшихся» средствах массовой информации и последовательно проводя свою - теперь уже вполне осознанную и продуманную - программу: от разоблачения Брежнева к рассказам об ужасах сталинизма, от ниспровержения Сталина к осуждению Ленина, от низвержения ленинизма и большевизма к прославлению капитализма и свободного рынка. Впрочем, совершенно неверно было бы видеть в этих выступлениях причину происходивших в стране перемен. Интеллектуалы не руководили процессом в 1980-е годы так же, как не были они его инициаторами и во время ХХ съезда. Они лишь выполняли социальный заказ бюрократии, созревшей за годы брежневской стабильности для того, чтобы сделать окончательный выбор в пользу закрепленного в формах частной собственности классового господства. Так же, как они обслуживали своих хозяев в 1970-е годы, избегая публичной критики системы, они действовали и теперь. С одним, впрочем, очень существенным различием. На сей раз они были искренни.

Тем из «шестидесятников», кто искренне верил в социалистические идеалы, пришлось куда хуже. По существу, к середине 1970-х годов «легальный марксизм» в качестве сколько-нибудь заметного идейного течения прекращает существование. Ильенков был мертв, Лившиц очень мало писал, сосредоточившись на работе над эстетическими текстами Маркса и Энгельса, многие вообще на долгие годы замолчали. Кива Майданик продолжает писать о Латинской Америке статьи, явно находящиеся в противоречии с официальной интерпретацией событий, но старательно избегает всего того, что могло бы вызвать прямые ассоциации с событиями, происходящими в СССР. Марат Чешков (в прошлом участник группы Краснопевцева, подвергшийся репрессиям, но вернувшийся к научной деятельности) пишет по истории Вьетнама, погружаясь в далекое прошлое.

Но именно в это время, однако, возникает очередной всплеск интереса к марксизму уже среди представителей другого поколения, отвергающих не только официальный порядок, но и реально существующее диссидентское движение.

Я не склонен особенно высоко оценивать теоретическую глубину материалов, которые в те годы появлялись - в том числе и при моем участии - на страницах «Вариантов» и «Левого поворота». Число авторов и читателей было незначительно, да и почти никто из них впоследствии не принял участия в левой политике и не продолжил публично отстаивать позиции, ради которых мы в 1977-1978 годах объединились. Но, как уже говорилось выше, ценность самиздата была не в том, что он провозглашал новые идеи и широко распространял их в обществе, а в том, что он фиксировал и отражал идейные тенденции, которые реально в обществе существовали, пусть и в неоформленном виде. В этом смысле деятельность группы «молодых социалистов» имела значение, несомненно выходившее за рамки того, что можно назвать ее «техническими характеристиками».