Сборник статей и интервью 2007г.

Б. Кагарлицкий: Я постоянно имею дело со средствами массовой информации. Я установил для себя один простой принцип: перефразируя персонажа из «Молчания ягнят», можно сказать, что нужно стремиться к простоте высказывания. Ведь телевидение урезает реплику до десяти-пятнадцати секунд. Следовательно, если твое высказывание составляет 35-40 секунд, то его скорее всего извратят во время редактуры. Каждая фраза должна занимать не более 15 секунд (желательно меньше), чтобы при монтаже не произошло сознательного или несознательного извращения. Простота высказывания всегда адекватна ясности позиции.

Ты упомянул о художниках и интеллектуалах, которые получают гранты. Вот в этом я к ним не в претензии. В левых кругах некоторые любят обвинять других в получении грантов. А потом сами, оказавшись в подобной ситуации, бегут за грантом в припрыжку. Конечно, глупо упускать такую возможность. Мы вынуждены существовать в рамках этой системы и должны иметь представление об эффективности, т.к. «нельзя жить в обществе и быть свободным от общества», как это ни банально.

Успешность же или неуспешность той или иной тактики зависит от того, насколько эта тактика соответствует поставленной цели. Наша проблема не в том, что у нас неправильная тактика, наша проблема в том, что мы не можем сформулировать цели. Если нечетко сформулирована цель, стратегическая задача, то нельзя оценить и тактику, тогда ускользают любые критерии. Мы можем говорить о противостоянии, но это не может быть просто противостояние. Это должно быть противостояние через систему социальной консолидации, не спиной к обществу, но лицом к нему, что особенно важно. Тут мы можем начать предпринимать какие-то шаги и оценивать их как правильные или неправильные. В противном случае мы не можем никого критиковать. Любое осуждение при отсутствии четко сформулированных целей и задач превращается в сплетни, в сведение личных счетов.

Левые претендуют на то, что их «левизна» может быть фактором консолидации. При этом консолидироваться политически им не удается, что, на мой взгляд, и невозможно. В этом проявляется сила плюрализма. Хуже то, что они не могут консолидироваться на уровне языка, на уровне культуры и эстетических предпочтений, что было, например, в 60-х годах. То же касается и социального натурализма конца XIX века и школы авангарда, которые сосуществовали параллельно: у них были разные эстетические языки, но при этом была некая общая система отсчета, культурного видения, в рамках которой они и вели полемику. Теперь это в значительной мере утрачено. Для нас сейчас важно создание контекстов и открытость общению и взаимодействию.

Над материалом работала Полина ЖУРАКОВСКАЯ

ЭПОХА РЕАКЦИИ

Конец ХХ века казался полным отрицанием всего того, что составляло смысл и содержание уходящего столетия. Не случайно модный философ Френсис Фукаяма принялся писать о конце истории. Все идеалы, ради которых люди боролись и умирали, все лозунги, под которыми прошла эпоха, были отвергнуты, осмеяны и объявлены лишенными всякого смысла. Казалось, какой-то по волшебству перевел стрелки на часах истории на сто лет назад, но не остановил эти часы, а сломал их, чтобы они никогда уже не смогли пойти.

Технологические знания, накопленные за сто лет, остались с нами, но не общественный опыт.

ХХ век был веком борьбы за социализм. Борьбы трагичной, кровавой, по большей части неудачной. Итогом столетия была “всеобщая уверенность”, что капитализм представляет собой единственно возможную, естественную и вечную форму человеческого общежития. ХХ век начался с революции в России, а заканчивался реставрацией. Над страной вновь взмыли византийские двуглавые орлы. Идеи Адама Смита, считавшиеся устаревшими к концу XIX столетия, были объявлены абсолютной истиной, на которой должна остановиться всякая экономическая теория. Но самое главное - политики, идеологи и интеллектуалы, сделавшие карьеру на пропаганде социалистических идей, теперь продолжали свою карьеру в качестве их разоблачителей.

Разумеется, такое происходит не случайно. Итогом “эпохи войн и революций” оказалась реставрация и реакция.

Тут нет ничего удивительного. Всякое перенапряжение общественного организма приводит к подобному возврату назад. Если почти за целый век, несмотря на огромные жертвы и усилия, мы не достигли той цели, ради которой была начата великая историческая борьба, совершенно естественно, что вера была поколеблена, а силы подорваны.

Идея потребления и стремление к индивидуальному успеху сменили великие цели, ибо остались единственными убедительными стимулами, единственными принципами, понятными и самоочевидными для разочарованного общества.