В качестве неформального клуба мировых лидеров, «Восьмерка» построена на личных отношениях. Смысл встреч на самом деле не в решении вопросов, а в налаживании и поддержании личных контактов. С начала 2000-х годов перед нами была одна и та же группа хорошо знакомых между собой политиков, основу которой составляли Дж.Буш, Тони Блэр, Жак Ширак, Владимир Путин, Герхард Шредер и Сильвио Берлускони. Первым из списка выбыл Шредер, проиграв выборы. За ним последовал Берлускони. Правда, итальянский политик не оставляет надежд вернуться на руководящий пост, однажды ему это уже удавалось, но получится ли снова? Теперь наступает время прощания и для других членов клуба.
Жак Ширак и Тони Блэр уже не приедут. Они, вслед за Шредером, ушли из политики. Буш и Путин готовятся последовать за ними. Вряд ли для них уже так важно налаживание личных отношений с новыми лидерами Франции, Италии и Британии, работать с которыми предстоит уже их преемникам. Точно также как и для Гордона Брауна или Николя Саркози первостепенное значение имеет не вопрос о том, как подружиться с Бушем и Путиным, а о том, кто придет им на смену в Вашингтоне и Москве. А профессиональный бюрократ Романо Проди вообще не из тех, кто использует в политике фактор личных отношений. Клуб мировых начальников утратил критическую массу преемственности и в лучшем случае ему предстоит в 2008-2009 годах формироваться заново.
Впрочем, предстоящая встреча в немецком городке Хайлигендам близь Ростока может оказаться переломной и по другой причине. После гибели Карло Джулини в Генуе протесты против «Восьмерки» стали гораздо менее массовыми и агрессивными. Связано это не с ослаблением движения, а со сменой приоритетов. Лидеры и активисты левых организаций стремились избегать насилия, особенно учитывая шок, пережитый западным миром после террористической атаки в Нью-Йорке 11 сентября 2001. Однако ситуация изменилась, как и настроение, да и состав радикальной молодежи. Встреча в Хайлигендаме может обернуться рекордными по массовости демонстрациями.
Это будет очень хорошим способом проводить «Восьмерку», которая в своем нынешнем виде так или иначе уходит в историю.
Cпециально для «Евразийского Дома»
НЕПРИЯТНЫЙ ЮБИЛЕЙ
Не знаю, можно ли в данном случае говорить о юбилее. Правильнее, видимо, называть это годовщиной. Да и точную дату определить трудно: ведь речь идет не о событии, занявшем день или два. Но так или иначе приходится констатировать: в 2007 году исполняется 70 лет политическим процессам 1937 года.
Тому, что вошло в историю под названием Московских процессов, Больших чисток или Большого террора.
Разумеется, репрессии 1937 года были далеко не первыми, а их жертвы далеко не единственными. Еще до Московских процессов начал функционировать зловещий ГУЛАГ, миллионы крестьян пострадали в ходе коллективизации, прошли суды над «вредителями». У всех в памяти были кровавые события Гражданской войны.
И тем не менее именно процессы 1937 года стали своего рода рубежом, именно они привлекли внимание всего мира, именно о них вспоминают в первую очередь, когда речь заходит о сталинизме и тоталитаризме в СССР.
И в самом деле, 1937 год оказался своего рода психологическим и политическим рубежом. Не столько для жертв репрессий, сколько для самого советского режима. Ибо до сих пор репрессиям подвергались противники советской власти, социальные группы, не отличавшиеся достаточной лояльностью, сопротивлявшиеся проводимой политике. В деревне власть подавляла сопротивление коллективизации, исходившее, по мнению партийных работников, от сельской буржуазии, кулаков. Сталинская фракция в руководстве партии подавляла оппозицию, прежде всего - троцкистов, выступавших с резкой критикой избранного курса.
Преследовали священников, сопротивлявшихся насаждению официальной атеистической идеологии. Разбирались с остатками старой профессуры и либеральной интеллигенции, с подозрительными инженерами, которые хоть революцию в большинстве своем склонны были поддерживать (те, кто не поддерживали, уехали), но по взглядам своим были скорее народниками, нежели коммунистами. Короче, это были репрессии, направленные на укрепление социальной базы режима.