Последним окном в мир заэкранной реальности должны быть программы новостей. Но в условиях, когда нет анализа, новость сама теряет смысл. У события нет предыстории и, скорее всего, не будет продолжения. Что происходило с героями выпуска новостей до того, как они попали в эфир? Что будет с ними потом? Это не имеет значения. Кто-то кого-то взорвал, кто-то кого-то бомбит, где-то протестуют, а где-то формируют правительство. Зачем, почему? Что за этим стоит? Не в смысле заговоров и тайных интриг, а в смысле конкретных социальных и экономических интересов. Об этом вы так ничего и не узнаете.
Мелькание картинок на экране в конечном счете подменяет собой новости как информацию о событиях. Мы что-то видим, но не успеваем ни на чем сосредоточиться. Реальность должна уместиться в видеоклип.
В некотором смысле система, построенная современным телевидением, безупречна. Это фильтр, отсекающий любой смысл, любую мысль кроме банальности и пошлости. Вопрос лишь в том, насколько эта система прочна и долговечна. Ведь рано или поздно людей, живущих по законам шоу, начнет тошнить от самих себя.
Реальность, лежащая за пределами телевизионного мира, напоминает о себе главным образом неприятностями, катастрофами и конфликтами. Конечно, телевидение обожает драматизм. В этом смысле цунами, землетрясения, войны и революции тоже великолепный материал для создания телевизионной картинки. Только события то и дело достигают таких масштабов, что в картинку не вмещаются.
Тогда наступает пробуждение, и мы обнаруживаем: это уже не игра. Это уже всерьез.
НЕ ОЧЕНЬ ТОРЖЕСТВЕННЫЙ ЮБИЛЕЙ
15 лет - дата двусмысленная. С одной стороны, почти юбилейная. А с другой стороны, все-таки на настоящий юбилей не тянет. Недостаточно круглая, весомая, что ли.
Так и с годовщиной августовского путча 1991 года получается. Мало того, что дата так себе, но и повод двусмысленный. Отмечать вроде надо: важное историческое событие. И современное Российское государство родилось именно тогда, в августе 1991 года. Но как отмечать? И чему радоваться? Распаду Советского Союза? Началу рыночных реформ, разоривших две трети населения? Переходу всей полноты власти в руки Бориса Ельцина и его «ближнего круга»?
Но событие есть событие. От него не отмахнешься. Его нельзя просто вычеркнуть из памяти и учебников истории. А главное, в августе 1991 года тысячи людей совершенно искренне собрались у Белого дома защищать демократию от тех, кого они сочли страшными путчистами и врагами свободы.
Сам я тот переворот пропустил. Утром 19 августа мы с сыном гостили у друзей в Стокгольме, когда хозяин дома ворвался к нам в комнату и разбудил криком: «Борис, вставай, в Москве танки на улицах!»
Однако эти танки не выглядели грозно даже по телевизору, хотя западные корреспонденты всячески нагнетали драматизм. Дозвонившись до Москвы, я окончательно успокоился. «Полная чепуха, - флегматично объяснял мне депутат Моссовета Владимир Кондратов, которого я застал на рабочем месте. - У солдат патронов нет, орудия танков не заряжены. В общем, не переворот, демонстрация военной техники. Дети на бронемашины залезают и кормят солдат мороженым. Никакой другой еды у военных все равно нет, не подвезли».
«Уже через два года у Белого дома снова были танки, и на этот раз все было серьезно» «А как же путчисты? Как их там называют? Госкомитет какой-то…»
«Трудно сказать. Скорее всего, их, бедолаг, расстреляют».
Ощущение полного абсурда сопровождало меня все последующие дни. Бросившись в агентство путешествий менять билеты, я застал пожилую шведскую даму, измученную нашествием русских.
«Все ваши меняют билеты и возвращаются домой, - рассказывала она. - Шведское правительство ожидало, что будет множество запросов о политическом убежище, а пока нет ни одного. Вам повезло: вы попадете на корабль. Места уже кончаются».
В Хельсинки, куда мы прибыли на следующее утро, небольшая толпа русских и финнов галдела у советского посольства, требуя объяснить, куда подевался Михаил Горбачев. Мой измученный путешествием пятилетний сын Гоша присел поодаль и тут же попал в объектив фотографа из Helsingin Sanomat - на следующее утро его фото украшало первую страницу с подписью «маленький Кооша тоже протестует»…
На пограничном пункте совершенно одуревшие солдаты встречали людей, возвращающихся из Финляндии вопросом: «Объясните, черт возьми, что все-таки у нас происходит?»
В Москву я поспел уже к шапочному разбору. Хотя жалеть было не о чем. «Не переживай, ничего важного ты не пропустил! - успокоил меня Кондратов. - К тому же этот переворот явно не последний».
К сожалению, он был прав.
Однако если «недоворот», как его тут же назвали столичные остряки, и в самом деле был образцом беспомощности и бестолковости, то последствия его отнюдь не назовешь ничтожными. А самое главное: в процессе борьбы с неудачной попыткой государственного переворота, организованной несколькими растерявшимися советскими начальниками, произошел другой переворот - вполне удачный, эффективно и быстро проведенный.