Нет, потому что я понимаю так, что эта музыка есть непосредственное продолжение моей личности. И ничего не поделаешь, если у меня есть чувство юмора. Понимаете, садясь за работу, я не говорю: «Сейчас сделаю сатиру на то-то и то-то.» Я начинаю сочинять и вот что получается. Я не профессиональный сатирик. Я композитор с чувством юмора.
Ну, это умозрительно. Если бы я делал сатиру, в традиционном смысле, я, наверное, держался бы поближе к формату оригинальной песни, и разобрал бы её по кусочку. Если в "I Have Been In You" и есть сатира, то она немного на другом уровне.
Скажем так - для существования Ruben & The Jets есть очень научная причина. Ближайшая аналогия, которую можно применить к отношению этого альбома, как художественного события, к какому-то другому событию из другой области - это эпизод в карьере Стравинского, когда он решил писать нео-классику. Он начал делать такие вещи, как «Пульчинелла» - он писал в своей эпохе и в своём возрасте, но применял формы, совершенно вышедшие из моды -формы, которые не одобрялись академическими кругами. Вам нужно вспомнить, что хороший вкус - не самая сильная сторона американского народа. То есть, я хочу сказать, что вкус ему навязывают некие внешние силы. Так что если кто-нибудь скажет вам, что какая-то вещь крута, вы тоже подумаете, что она крута, и побежите её покупать. В 1968-м году делать такие альбомы, как Cruising With Ruben & The Jets, было очень немодно. И все говорили: «О, мне нельзя это иметь - это не кислотный рок, там нет фуза, это не психоделия. Кому это нужно?» Но этот альбом я сделал не случайно - я люблю такую музыку, и мне хотелось, чтобы в моём каталоге были примеры такого стиля.
Да, теперь уже очень трудно найти вокалистов, понимающих эту технику. То, что делали Рой и Рэй [Эстрада и Коллинз] - это утерянное искусство. Вот эти фальцеты - наверное, в мире остались считанные единицы, умеющие это делать. Никто из молодых певцов не умеет.
Да, нужно понимать, что это значит - чтобы твоя глотка издавала такие звуки. Это не просто низкие ноты.
Да, в своей первой группе я играл на барабанах - она называлась The Ramblers, в Сан-Диего. Когда я переехал в Ланкастер, я собрал свою группу, она называлась The Blackouts, и я тоже играл на барабанах. Самое большое наше выступление состоялось в Shrine Exposition Hall - бенефис Лиги Содействия Развитию Цветных Людей. Мы играли на разогреве у Эрла Бостика. Люди почему-то под него не танцевали, так что он всё бросил, вышли мы и стали играть. Тут народ и запрыгал.
Они, наверное, думали, что я совсем ненормальный.
О, я отказывался петь школьную песню, я отказывался отдавать честь флагу, я надевал в школу дикие вещи, я постоянно попадал в разные переделки, и меня выгоняли из школы. Из-за некоторых моих проделок у меня была весьма дурная слава. Не знаю, нужно ли рассказывать о них в интервью. [смеётся]
Ну, в общем, да. Меня так много раз выгоняли из школы, что я потерял много баллов, и когда пришла пора выпуска, мне не хватало 20-ти или около того. Начальство сообразило, что лучше от меня избавиться, чем оставлять на второй год. [смеётся] Но я хочу сказать, что школа - это не такая уж трудная интеллектуальная задача.
Да, вполне. Я играл в духовом оркестре на малом барабане. Меня оттуда выгнали, потому что застали курящим в униформе где-то под лестницей.