– Я уже решил, – сказал молодой человек. – Через несколько минут я уйду из лагеря. У меня отпускная. Спасибо за то, что вы потратили на меня столько драгоценного времени.
– Послушайте, сержант, не принимайте этого так близко к сердцу. Вам не нужно уходить. Никто вас не обидит.
– Это верно, потому что никто мне не поверит. Прощайте. – Сержант открыл дверь канцелярии и вышел.
Дверь закрылась, и полковник остался один. С минуту он стоял в нерешительности. Потом вздохнул и провел ладонью по лицу.
Зазвонил телефон. Полковник рассеянно взял трубку.
– Это вы, доктор? Я хочу поговорить с вами. Да, я послал его к вам. Посмотрите, в чем тут дело, почему он так ведет себя. Как вы думаете, доктор? Вероятно, ему нужно немного отдохнуть, у него странные иллюзии. Да-да, неприятно. По-моему, сказались шестнадцать лет войны.
Голос в трубке отвечал ему. Полковник слушал и кивал головой.
– Минутку, я запишу… – Он поискал авторучку. – Подождите у телефона, пожалуйста. Я ищу кое-что…
Он ощупал карманы.
– Ручка только что была тут. Подождите…
Он отложил трубку, оглядел стол, посмотрел в ящик. Потом окаменел. Медленно сунул руку в карман и пошарил в нем. Двумя пальцами вытащил щепотку чего-то. На промокательную бумагу на столе высыпалось немного желтовато-красной ржавчины.
Некоторое время полковник сидел, глядя перед собой. Потом взял телефонную трубку.
– Мэтьюз, – сказал он, – положите трубку. – Он услышал щелчок и набрал другой номер. – Алло, часовой! Каждую минуту мимо вас может пройти человек, которого вы, наверное, знаете: Холлис. Остановите его. Если понадобится, застрелите его, ни о чем не спрашивая. Убейте этого негодяя, поняли? Говорит полковник. Да… убейте его… вы слышите?
– Но… простите… – возразил удивленный голос на другом конце провода. – Я не могу… просто не могу!
– Что вы хотите сказать, черт побери? Как так не можете?
– Потому что…
Голос прервался. В трубке слышалось взволнованное дыхание часового. Полковник потряс трубкой.
– Внимание, к оружию!
– Я никого не смогу застрелить, – ответил часовой.
Полковник тяжело сел.
Он ничего не видел и не слышал, но знал, что там, за этими стенами, ангары превращаются в мягкую красную ржавчину, что самолеты рассыпаются в бурую, уносимую ветерком пыль, что танки медленно погружаются в расплавленный асфальт дорог, как доисторические чудовища некогда проваливались в ямы – именно так, как говорил этот молодой человек. Грузовики превращаются в облачка оранжевой краски, и от них остаются только резиновые шины, бесцельно катящиеся по дорогам.
– Сэр… – заговорил часовой, видевший все это. – Клянусь вам…
– Слушайте, слушайте меня! – закричал полковник. – Идите за ним, задержите его руками, задушите его, бейте кулаками, ногами, забейте насмерть, но вы должны остановить его! Я сейчас буду у вас! – и бросил трубку.
По привычке он выдвинул нижний ящик стола, чтобы взять револьвер. Кожаная кобура была наполнена бурой ржавчиной. Полковник с проклятием отскочил от стола.
Пробегая по канцелярии, он схватил стул. «Деревянный, – подумалось ему, – старое доброе дерево, старый добрый бук». Дважды ударил им о стену и разломал. Потом схватил одну из ножек, крепко сжал в кулаке. Он был почти лиловым от гнева и ловил воздух раскрытым ртом. Для пробы сильно ударил ножкой стола по руке – годится, черт побери!
С диким воплем он выбежал и хлопнул дверью.
Мессия
– Всем нам в молодости приходила в голову такая странная мысль, – сказал епископ Келли.
Остальные сидящие за столом зашептались и закивали.
– Нет такого христианина, – продолжал епископ, – которому бы однажды ночью не подумалось: а вдруг я – это Он? Вдруг это оно – долгожданное второе пришествие, мое пришествие? А что, если, что, если… о Господи, что, если я и есть Иисус? Вот было бы здорово!
Католические пасторы, протестантские священники и один-единственный раввин тихонько засмеялись, вспоминая каждый свою юность, свои собственные безумные мечты и свою тогдашнюю наивность.
– А что же, – спросил молодой священник, отец Нивен, – еврейские мальчики воображают себя Моисеями?
– Нет, нет, дорогой друг, – ответил рабби Ниттлер. – Мессиями! Мессиями!
Все опять негромко посмеялись.
– Ах да, конечно, – на лице отца Нивена заиграл молодой румянец, – какой я дурак. Христос ведь не был Мессией, так? И ваш народ все еще ждет Его пришествия. Странно. Как все неоднозначно.
– Куда уж неоднозначней. – Епископ Келли поднялся и повел всех на террасу, откуда открывался вид на марсианские холмы, древние марсианские города, старинные автострады, песчаные реки и Землю в шестидесяти миллионах миль отсюда, которая ярко светилась на этом чужом небосклоне.
– Разве мы когда-нибудь, в своих самых безумных мечтах, – произнес преподобный отец Смит, – воображали себе, что однажды у каждого из нас будет своя баптистская молельня, или часовня Святой Марии, или синагога Священной горы Синай здесь, на Марсе?
Все без исключения помотали головами.