Сбор образа (сборник)

Мешок, стало быть, был поэтом-песенником. Хороший песенник получает по тысяче долларов за песню, он живет припеваючи, щелкая песни компьютером, как орехи щипцами, он популярен, его приглашают на телевидение, на передачу «Акулы пера», он молод, красив, холост, часто меняет любовниц… Мешок был плохим песенником, он писал для одной захудалой рок-группы, которая творила с трудом, заказывала ему песню не чаще, чем раз в квартал, платила за нее не более сотни, торговалась, задерживала выплаты, снижала гонорары, если ей в голову приходила идея изменить что-то в словах Мешка… Кому это ей? Ну, рок-группе, конечно.

С этими песнями Мешку, который никогда прежде не писал песен, просто повезло: как-то в телефонном разговоре один знакомый признался, что дружит с рок-группой, пьет с ней, курит дурь, а музыку-то они пишут неплохую, да вот беда, текстов достойных не могут найти… Так, слово за слово, и стал Мешок зарабатывать, что давалось ему с трудом: чтобы сочинить песню, он сначала должен был сочинить образ поэта-песенника, такого простого, глупого, сравнительно молодого, затем Мешок должен был, уже будучи в образе песенника, сочинить образ читателя, слушателя, такого молодого, глупого, чем-то похожего на Угрюма, который не то чтобы был равнодушен к музыке – просто он музыку никогда не слушал, а только танцевал под нее, широко размахивая длинными ногами, хотя, заметьте, мечтой его было купить player (как-то не хочется записывать это слово по-русски) и не простой player, а с приемником, и непременно пишущий, чтобы можно было что-нибудь туда сказать, или взять его с собой в лес и там, прижав девчонку, записать ее стоны, а потом крутить друзьям: как это было бы весело!

Правда, эти и подобные им мысли Мешок, то есть – тьфу! – конечно же Угрюм – гнал прочь из своей головы, пытаясь заместить пустое место образом Учителя, но они возвращались, дразня, мелко играя языками… К тому же – весна, время желаний, время бурных игрищ на свежем воздухе, время Великого Поста, ну это уже для Мешка, а тот действительно постился, исключая кофе, он ел картошку, капусту, лапшу и лепешку, он ел овощи, фрукты, колбасу, то есть, это, конечно, один лишь раз, в гостях, согрешил, впрочем, там же он и напился, но водки, а водка, как известно, пища постная, поскольку делается из зерна…

Мешок не был поэтом-песенником в онтологическом смысле – он был просто поэтом и, как считали в определенных кругах, неплохим: он выпустил уже две книжки, время от времени его приглашали выступать на вечерах, дважды он записывался на радио и т. д., но поскольку человек представляет собой не то, что он на самом деле есть, а то, чем он зарабатывает на жизнь, мы и называем Мешка поэтом-песенником, со всеми вытекающими…

Песни были основной статьей дохода Мешка, если не считать продажу по книжным лавкам как своих, так и чужих книжек, да еще вещей, оставшихся после смерти жены, а также неких псевдодоходов: небольших субсидий и льгот, которые он имел как член Союза писателей Москвы… Год назад Мешок, отчаявшись, решил начать собственное дело, пытаясь продать партию турецких трусов и лифчиков, но прогорел и теперь остался должен тысячу долларов местным бандитам… Вчера один из них позвонил и назначил встречу на сегодняшний вечер, даже не удосужившись поинтересоваться, свободен ли будет Мешок. Он был, конечно, свободен, но для солидности промямлил что-то, как бы совершая отметки в воображаемом календаре.

– Слушай, так дело не пойдет, – сказала телефонная трубка. – Я зря базар не держу. В десять вечера, у кинотеатра. Увидишь желтую девятку – подходи и садись.

Будучи должником, Мешок не имел права возражать. Он чувствовал, что влип в неприятную историю. Теперь ему предстоит каким-то образом поработать на них, компенсируя долг. Он слышал об этом новом способе отдачи долгов, когда должника на несколько месяцев загоняют, скажем, на какую-нибудь стройку, или сажают за кусок хлеба в палатку. Может быть, работать придется очень и очень долго… В принципе, продав телевизор, холодильник, player, все оставшиеся книги и вещи жены, Мешок мог бы компенсировать долг и проценты по нему. Без холодильника будет тяжело в свете грядущего лета, но он справится. От мысли, что ему, может быть, придется продать компьютер, Мешок похолодел. Это был его рабочий инструмент, окно, через которое он высовывал голову в мир из своего черепашьего панциря, чтобы бросить несколько веских слов на разные доски, пользуясь многочисленными никами, известными в сети так же, как его настоящее имя – в миру… В компьютере у Мешка было всё: он вел дневник и записывал сновидения, он писал литературоведческие статьи и диссертацию о Цветаевой, последнее время он научился прямо в компьютер закатывать и стихи, которые прежде казалось святотатством писать даже на машинке – все от руки, от руки…