Со временем разбившиеся самолеты заменили. Однако, когда приземлились новые «Ланки», за штурвалами которых сидели пилоты ВТС, то они как обычно вырулили на дальнюю площадку. Торранса никто не искал. Бумажник по-прежнему хранился у него, спрятанный в самое надежное место в бараке, где личного пространства практически не было. Когда Майк работал, то клал кошелек в нагрудный карман кителя и застегивал пуговицу.
Настала его очередь отправиться в увольнительную на неделю, и Майк поехал к родителям в Гастингс на побережье в восточном Суссексе. Визит напомнил ему, что война не ограничивается только солдатами: его родной город регулярно становился жертвой авианалетов люфтваффе, и родители серьезно рисковали. Два дома всего в сотне ярдов от них уже разбомбили. Отец работал по несколько ночей в неделю на фабрике, производившей двигатели для патрульных катеров. Как-то утром мать сказала ему, как сильно боится и какой одинокой себя чувствует, когда рядом никого нет. Элли, сестру Майка, эвакуировали со школой в Уилтшир, но она уже заканчивала учебу и скоро должна была вернуться. Теперь мать разрывалась от нерешительности, она одновременно хотела и видеть дочь, и чтобы та держалась подальше от опасности.
Поездка домой подарила Майку период спокойствия. Он работал в саду, где играл в детстве, выпалывал сорняки, чтобы зацвели цветы. За этими хлопотами у него нашлось время подумать о том, что дальше делать с бумажником. Он поступил неблагоразумно, пусть и из самых лучших побуждений. Кроме того, он понимал, что хозяйка бумажника очень хотела его вернуть. Перед ним стояла настоящая дилемма, но к концу увольнительной Торранс решил, что лучше всего будет передать находку куда следует.
Началось неспешное путешествие обратно на авиабазу в Линкольншире. Целый день Торранс пересекал Англию, борясь с тяжелым вещмешком, и неизменно попадал на самые медленные поезда, которые останавливались на каждом полустанке. Он втискивался в забитые купе, почти ничего не ел и не пил в дороге, кроме того, что мог купить во время коротких стоянок. Как обычно, из увольнительной он возвращался на базу с болью в плечах и руках, голодный, с пересохшим горлом и стертыми ногами.
В этот раз, когда он вошел в прокуренный барак, его встретил веселый гомон:
– А вот и он!
– Эх ты, приборщик!
– Ну ты вляпался, Ударник!
– Что случилось? – сдержанно поинтересовался он, когда гул голосов стих, понимая, как легко нарушить какие-то простые правила ВВС вдали от базы.
– Тебя только что искал шеф, – ответил Джейк, парень, который спал на койке над ним. Шефом называли старшего сержанта Уинслоу, который командовал техсектором. Он никогда не разыскивал никого из парней, если только они не набедокурили.
– Он объяснил, в чем дело?
– Ты должен явиться к нему до восьми часов, а если не вернешься к этому времени, то первым делом с утра.
Дело было уже к восьми. Торранс бросил вещмешок на койку, затем одолжил велик и помчался в столовую для сержантов. Уинслоу играл в дартс и заставил Торранса ждать, пока партия не закончится. Командир выиграл, что на короткий миг показалось Майку добрым знаком.
– Рядовой авиации Торранс, – сказал сержант, – вы освобождены от работы завтра до восемнадцати ноль-ноль.
– Что я натворил, сэр?
– Ничего, насколько я знаю. Вам велено явиться на распределительную площадку № 11 завтра до девяти ноль-ноль. Знаете, где это?
– Так точно.
На самом деле он не знал, но не собирался сообщать об этом. Спросит кого-то из ребят или сам как-то найдет.
– Можете объяснить, в чем дело?
– Понятия не имею. Приказ от авиационной группы. Переданный лично начальником авиабазы. Делайте, что сказано, и потом возвращайтесь к обычным обязанностям. Все ясно?
– Так точно, сержант.
– Идите! Пошевеливайтесь!
Торранс побрел в столовую, надеясь раздобыть себе что-то поесть, прежде чем вернется в барак.
6
Утро выдалось ясным. Теплый солнечный свет разливался по взлетно-посадочным полосам. Торранс уже преодолел половину поля, следуя чьим-то невнятным инструкциям, и тут до него дошло, что именно на эту распределительную площадку пилоты ВТС ставили на стоянку новые самолеты. Смотреть здесь особо было не на что: несколько кирпичных одноэтажек знакомого облика с плоскими крышами, квадратными окнами и парой дверей. Перед одним из ангаров стоял двухмоторный «Авро Энсон».