Сбить на взлете

Еще раз стоп! На русском языке? Ну и хрен с ним - пусть у больших начальников от этого голова болит. Здесь, возможно, чем страньше и загадочней, тем лучше. Нет, тоже не пойдет - по бумаге и чернилам слишком много лишнего поймут и начнут искать источник ценной информации. Вообще-то с бумагой вопрос решаемый - у Елизарыча в запасах пачка тонкой немецкой кальки есть. Сначала хотел кому-нибудь презентовать в качестве папиросной бумаги, но привкус какой-то странный и слишком плотная. Даст без разговоров, даже не спрашивая, зачем конкретно. Для учебы и все. Немецкая самописка у меня у самого имеется - уже не помню, на что обменялся. Очень уж удобная, штурманская - даже на большой высоте не протекает. Чернила? С начхимом поговорю и сам что-нибудь намешаю. А сейчас...

Представил перед собой эти чертежи - ну как книгу читаю, хоть перелистывай. Пробежался по пояснительному тексту - на удивление все понимаю. Вот как такое может быть? Даже то ясно, что большая часть слов написана для красивостей. Можно сжать минимум втрое, не потеряв ничего нужного.

Решил попробовать и охренел малость - могу писать удивительно ровным мелким почерком. Совсем не моим. Откуда что взялось? Ексель-моксель, как любит выражаться воентехник второго ранга Кривонос...

Глава 5

Совинформбюро, несмотря на бодрый голос Левитана, совершенно не радует своими сообщениями. Немцы даже во время начавшейся октябрьской распутицы наступают на Москву. Шестого числа большое окружение наших войск под Вязьмой. Вермахт прорвал фронт обороны Красной армии на оперативную глубину и вышел к Можайской линии обороны. А майор Гольдштейн успокаивает - опоздали фашисты с наступлением и Советскую столицу взять уже не смогут. Комиссар на политзанятиях - пока личного состава в полку мало, собирает всех вместе - тоже держит хвост пистолетом, уверяя, что товарищ Сталин знает, что делает. Ну, так он "большой ученый". Вот от кого я эти слова с некрасивым подтекстом о Верховном главнокомандующем слышал? Вроде никогда на память не жаловался, а в данном случае не припомню. Шуточки чужой памяти, неведомым образом попавший мне в голову? Шестнадцатого оставлена Одесса. Леха Годоляка с горя водки нажрался и чуть пешком на фронт не удрал. Еле уговорили, что как хороший штурман и совсем не бесталанный пилот он полезнее для Красной армии будет, чем подсудимый на заседании трибунала. Рано или поздно, но освободим его родной город от немецко-фашистких оккупантов.

По ночам помаленьку кропаю чужим почерком документацию по турбокомпрессору на немецкую кальку. Получается не быстро. Еще недели две-три, если не месяц, уйдет, пока все из головы на бумагу переведу. Снежная королева ругается - видите ли, сонный я какой-то на ее занятиях, невнимательный. Да пошла она...

Тридцатого числа - в тот день, когда наступление противника на Москву остановили - приехал из госпиталя комполка. Смотреть на него страшно. Мало того, что лицо, где не было прикрыто летными очками и шлемом, выгорело, так еще и жутко злой из-за гибели жены и Танюшки.

- Остались мы с тобой, Колька, вдвоем. Ты уж не подведи меня, выживи в этой войне, - и стакан водки одним махом в себя.

- Мне одному оставаться, дядя Витя, тоже не хочется. Если столько будешь пить, то долго летать у тебя никак не получится, - врезал я ему открытым текстом.

Посмотрел на меня майор Коноваленко почти трезвыми глазами и пообещал:

- Так, как сегодня, больше вообще никогда! - кожа на лице гладкая, как у ребенка, розовая. Только вокруг глаз нормальная с морщинками. Нос совсем маленький. От былых усов одно воспоминание - не растут теперь. И губы совсем узенькие. Точнее, отсутствуют как факт. Нет, смотреть страшно, но никакого отвращения - не чужой ведь.

- Завтра тебе летать нельзя, но в субботу возьмешь в небо на Яке? - учебно-боевых машин в ЗАПе прибавилось - теперь целых четыре штуки. Глядишь, и на меня моточасы найдутся.

- Что у тебя с занятиями по школьной программе? - отвечает вопросом на вопрос. Вот ведь настырный! Как будто четыреста граммов беленькой и не принял на моих глазах.

- По всем предметам кроме химии более-менее подтягиваюсь, - отвечать дяде Вите надо честно.

- Тогда полетишь, - задумался на секунду, - послезавтра стрельба по конусу запланирована.

- Ну, так, а я о чем? - даже не думаю скрывать своего интереса.

Вот теперь размышлял дольше.

- Будем надеяться, что Липатов не сдаст, - получил я положительный ответ. Командир запасного авиаполка подполковник Липатов особым формализмом вроде бы не отличается. Значит, не только полечу, но и постреляю!

О тете Наташе и Танюшке ни слова друг другу не сказали. Я после войны хоть знаю, где поклониться и на коленях постоять, а ему как быть? Ладожское озеро большое...

****