История была как странной, так и весьма скорой в своем завершении. Постоянно ожидающему ареста Солженицыну в 1970-е годы казалось, что крайне необходимо построить в святом месте Подмосковья небольшую церковь. Свою.
Затея почти немыслимая в те советские времена.
И она так и не осуществилась.
Старинные русские фотографии — удивительный мир, который открывает лучше любых рассказов панораму быта России начала XX века. На нескольких пожелтевших фото можно заметить великого певца — Федора Шаляпина. А на заднем плане — окрестности Звенигорода.
Знаменитый бас не один раз бывал в Саввино-Сторожевской обители. И не просто — «бывал», а жил при монастыре, в монастырской гостинице как паломник. Посещал службы, забирался на колокольни, приходил в укромный Скит, к месту подвигов преподобного Саввы.
В мае 1913 года отмечали Пасху — в Звенигородской обители. Шаляпины приехали на этот раз всей семьей. Супруга, сын Борис, дочери Ирина, Лидия и Татьяна. Все здесь были.
«Был на днях в Звенигороде, — пишет он сразу же по приезде Горькому, — ездил в монастырь преподобного Саввы, отстоял Христову заутреню и два дня лазил на колокольню и звонил во все колокола. Славно отдохнул и получил большое удовольствие. Был в гостях у монахов, которые отнеслись ко мне очень гостеприимно…»
Рассказывают, что был и такой случай. После очередных звонов в колокола Шаляпин прямо со звонницы пел перед всей монастырской братией и честными людьми оперные арии и народные песни. Благодаря уникальной природной акустике можно было не сомневаться, что слышно было и в самом городе Звенигороде.
Сначала он мечтал о Старой Руси. Много ездил по святым местам. Писал картины на исторические сюжеты.
Звенигород привлек его особенно. Это уже потом он напишет картину, где изобразит на фоне большого собора двух старцев. Собор очертаниями абсолютно схож с Рождественским в Звенигородском Сторожевском монастыре, а старцы явно отображают силуэты преподобных — Сергия Радонежского и Саввы Сторожевского, причем последний, для подтверждения имени своего, держит в руках свиток с крупной надписью: «Звенигород».
Образ древнерусского Звенигорода — символического идеального города символической идеальной Древней Руси — затем прочно овладеет его идеями. И попадя в горы Тибета, он начнет развивать концепцию построения универсального города для будущих жителей обновленного мира.
Мы не будем говорить здесь о сущности этих идей, разбирать или оценивать их. Одно лишь интересно нам в данном случае. Рерих избрал названием идеального града — Звенигород.
И сейчас некоторые последователи строят или пытаются строить этот Звенигород где-то в горах Алтая, в предгорьях Тибета, в районе Белухи. Довольно далеко от реального древнерусского прототипа. И совершенно забыв о том, что и на месте Древней Руси, в подмосковных «горах Сторожах» по сию пору остаются отпечатки великих духовных побед, коими всегда славилась русская святость.
Надо только «уметь» их замечать. Не уезжая далеко от дома.
Вот и вся премудрость.
Автору данной книги довелось лететь в том самолете, что перевозил («перелетал») прах Ивана Шмелева из-под Парижа — в Донской монастырь в Москве. Так русский писатель распорядился в своем завещании. И оно было исполнено.
А теперь вот… Звенигород. Память о преподобном Савве Сторожевском.
Не мог Шмелев пройти мимо такого святого старца. И не прошел.
Ну что за строки в его «Лете Господнем»!
«— Ах, хорошо… уж очень воздух!.. В рощи бы закатиться, под Звенигород… там под покос большие луга сняты у меня, по Москва-реке. Погоди, Ванятка… даст Бог, на покос поедем, большого покоса ты еще не видал… Уж и луга там… живой-то мед!.. А народ-то ласковый какой, Панкратыч?!.. Всегда от него ласку видел, крендель-то как на именины мне поднесли… а уж нонче как встретили, — вот это радость.
— Наш народ, Сергей Иваныч… — уж мне ли его не знать!.. — пуще всего обхождение ценит, ласку… — говорит Горкин. — За обхождение — чего он только не сделает! Верно пословица говорится: «ласковое слово лучше мягкого пирога». Как вот живая вода, кажного бодрит ласка… как можно!..»
Или вот еще.
«— Уж и места там, Михал Панкратыч… райская красота!..
— Как не знать, почесть кажинный год удосуживался на денек-другой. Красивей и места нет, выбрал-облюбовал Преподобный под обитель.
— И Москва-река наша там, и еще малая речка, «Развар-ня» зовется, раков в ней монахи лучинкой с расщепом ловят. Ох, высокое место, все видать! А леса-то, леса!., а зво-он ка-а-кой!.. из одного серебра тот колокол, и город