Савва Сторожевский

Столь «сногсшибательные» ошибки, которые сделаны в статье Словаря, скорее ближе натуре поэтической (что за Пушкиным наблюдалось не раз), нежели скрупулезно-исследовательской. Эти ошибки, между прочим, встречаются впервые именно и только в этом Словаре, в других изданиях или публикациях о преподобном Савве Сторожевском до этого — их нет. Мы знаем, что поэт иногда в своих работах или записках немного «искажал» факты, следуя своему поэтическому чувству. Чего только стоили, например, рассказанные Пушкиным в его «Путешествии в Арзрум» истории о тайных посещениях скрытых гаремов султана, чего на самом деле не было и не могло быть. Воображение иногда одерживало верх над прагматичностью…

Из всего количества житий Саввы Сторожевского мы выделим два главных и наиболее важных. Ими являются жития, созданные Маркеллом Безбородым и архиепископом (в момент написания —. епископом) Леонидом (Краснопевковым). Остановимся на истории их создания и личностях авторов подробнее.

Маркелл, шумен Хутынский по прозвищу Безбородый

Даты его жизни неизвестны, однако можно смело утверждать, что он жил и творил в середине XVI столетия. Известно, что он был замечен митрополитом Макарием как талантливый агиограф и знаток крюкового церковного пения. Собственно по этой причине его и привлекли для работы над созданием некоторых житий и служб, связанных с новыми русскими святыми, в частности для готовящихся к обнародованию Великих Четьих-Миней.

Между 1549 и 1552 годами Маркелл Безбородый взялся за работу над увековечением памяти к тому времени канонизируемого святого — преподобного Саввы Сторожевского. Указанная датировка событий аргументируется довольно просто: последние чудеса, описанные Маркеллом, относятся именно к 1549 году, а в 1552-м все работы по составлению Четьих-Миней уже были закончены. Житие игумена Саввы было немедленно включено в Успенский и Царский списки Великих Четьих-Миней.

Собственно биографические данные о Маркелле Хутынском можно почерпнуть из его произведений и частично — из летописей. Но и они ограничиваются лишь несколькими годами жизни. Если бы в середине XVI века им не заинтересовался митрополит Макарий и не привлек его к работе как агиографа, то есть создателя житий, то мы бы, возможно, вообще ничего о нем и не узнали. Кроме того, что он мог быть иноком Саввино-Сторожевского монастыря, возможно предположение о его проживании и в Пафнутиево-Боровской обители (Новгородская летопись). Одно известно точно, что он после 1552 года (то есть уже после создания Жития преподобного Саввы) стал игуменом Варлаамо-Хутынского монастыря в Новгороде. До него там игуменствовал будущий архиепископ Гурий Коровин, который в 1555 году отправился в Казань. Маркелл и Гурий были близкими людьми, летописи повествуют, как они вместе ездили в Москву и Новгород. Примечательно, что существуют более поздние иконы, на которых изображены два святых — Савва Сторожевский и Гурий Казанский. Казалось бы, какая между ними связь, ведь они жили в разное время? Но связь есть, и она непростая. Во-первых — их «связывает» игумен Маркелл Безбородый, который знал одного и писал о другом. Во-вторых, как мы помним, преподобный Савва благословлял князя. Юрия на поход в Волжскую Булгарию, а Казань стала тем самым городом (вернее — одним из четырнадцати городов), который покорился русским дружинам более полутора столетий назад — задолго до того, как Гурий стал здесь архиепископом. Еще одно неслучайное совпадение.

Одним из последних известных фактов биографии Маркелла является сообщение о том, что он перестал быть игуменом, а затем, в 1557 году, поселился в Антониевом монастыре. Здесь за полгода он создаст еще одно Житие, принесшее ему известность, — Никиты, епископа Новгородского. Затем Маркелл отправляется в Москву, возможно, работает в сфере гимнографии по заказу весьма высокопоставленных особ (предполагается, что даже самого Ивана Грозного). На этом сведения о нем исчезают из документов.

В некоторых источниках встречается странное написание имени Маркелла — Марко. Это «итальянизированное» имя может многое говорить об этом человеке. Не только о широте его кругозора и образования, но и, возможно, даже о происхождении.

Остается только прояснить, почему игумен Хутынский носил прозвище Безбородый. Оно не могло быть случайным. Ведь борода являлась одним из важнейших отличительных признаков для православного христианина того времени. Она не означала просто «мужественность». Борода символизировала приближающуюся старость, а значит, — соединение с жизнью вечной и предвосхищение возможной святости. Она указывала черты национального характера, столь важные для Руси.

Так почему же такой человек назывался Безбородым? Похоже, что мы имеем здесь дело с ситуацией довольно редкой. Есть люди, у которых борода не растет или растет крайне скудно. Как пример можно привести внешнее описание воина Нестора из древнерусского иконописного подлинника (нечто вроде пособия для иконописцев): «Бороду имея едва сущу».