Савва Морозов

Нижегородская ярмарка привлекала к себе не только размахом торговой жизни. Она предоставляла самый широкий выбор мест, где можно было поесть, от небольших забегаловок до роскошных ресторанов. Местной особенностью являлось то, что «во всех ресторанах и трактирах пели хоры разных достоинств», чаще всего женские.

Трактир играл в ярмарочном быту огромную роль: здесь «обмывались» успешно состоявшиеся и заключались новые, подчас многотысячные сделки, здесь можно было присмотреться к возможным клиентам и узнать последние новости. В то же время именно здесь пропивались, проедались и проигрывались весьма крупные суммы. Певицам из ресторанных хоров загулявшие посетители дарили деньги и бриллианты. Кутежу предавались не только люди непутевые, но даже солидные главы семейств, вырвавшиеся из привычного круга. Так, в газете «Московский листок» от 6 сентября 1902 года отмечалось: «Начинается прилет купечества с ярмарки в Нижнем-Новогороде. Вид у прилетающих довольно общипанный… Ярмарка вышла не столько деловой, сколько пьяной. Пили от скуки. Пили от безделья. Пили просто потому, что пить хотелось. И теперь, по возвращении к московским пенатам, только руками отмахиваются на вопросы о делах, о торговле, о платежах».

Нередко на ярмарку приезжали специально для того, чтобы, не вызывая подозрения у домашних, «под предлогом забот и совещаний об экономическом преуспеянии России», уйти в загул. Об этом писал, в частности, А. В. Амфитеатров. Один из купцов-персонажей его романа «Дрогнувшая ночь» говорит о характерном для ярмарочной жизни «нижегородском обалдении». Оно заключалось в том, что «пьяные совсем неожиданно совершают трезвые дела, а трезвые тем более неожиданно увязают в совершенно пьяные поступки-с». Тот же герой пояснял, почему посетители ярмарки проявляют мало интереса к культурной жизни: «Народ к нам на ярмарку едет сплошь одинокий-с. Еще Александр Николаевич Островский изобразил, как Тихон Кабанов на ярмарку-то, с позволения вашего сказать, улепетывал-с от маменьки Кабанихи и от скуки семейного очага-с… И вот — вы изволили говорить о театрах, концертах и рефератах… Помилуйте-с! Какой Тихону Кабанову может быть интерес в подобной эстетике?.. Ему первое дело — как бы память ошарашить и отшибить, именно как балдою, — отсюда и этимология — обалдеть-с. Для подобной цели господин Шаляпин или госпожа Лешковская совершенно недействительны-с. Ибо они серьезного внимания требуют и мысль будят, а Тихону Кабанову именно мыслей-то и не требуется».[235]

Лучшим заведением ярмарки считался ресторан Никиты Егорова. Здесь беседовало о делах и предавалось чревоугодию крупное купечество. П. И. Щукин писал: «В то время Волгу и Оку еще не отравили нефтью, как ныне, и потому рыба имела чистый вкус; раки были крупные, не такая мелочь, какую видишь теперь; в окрестностях Нижнего в изобилии водились утки, дупеля, бекасы, рябчики». В этих же стенах можно было хорошо выпить. «По вечерам в буфете часто сидел за столиком Александр Максимович Попов… На столике стояла батарея бутылок красного вина, ибо Александр Максимович пил лишь красное вино и не иначе как полбутылками. По мере того как Александр Максимович опорожнял полбутылки, он становился все развязнее и, встречая входивших посетителей, бросался в объятия каждого, уже не различая знакомого от чужого».

Ярмарочное начальство принимало все меры, чтобы пресечь поголовное пьянство. Для этого оно стремилось занять досуг десятков тысяч людей, прежде всего крестьян, мещан, мелких ремесленников, рабочих, то есть — выходцев из малообразованных слоев населения.

Любая ярмарка, тем более такая крупная, как Нижегородская, на Руси сопровождалась гуляньями. Балаганы и театры, карусели и качели, «медведчики» с учеными медведями и кукольные театры, цирки и комнаты смеха работали на протяжении всей ярмарки. Устраивались и «разовые» развлечения для широкой публики: состязания в беге, кулачные бои, лотереи, катания на лодках с пением и т. п. Широкой популярностью пользовались лубочные картинки.

Итак, представленного выше текста достаточно, чтобы понять: Нижегородская ярмарка представляла собой нечто большее, нежели перевалочный центр, куда свозилась и откуда распределялась по селам и городам основная часть предметов потребления. По словам сотрудника Императорского Русского географического общества H.H. Овсяникова, «Нижегородская ярмарка есть важнейший экономический фактор русской жизни, полной всевозможных интересов, стоящих в ближайшей связи с… политико-экономическим и финансовым положением России… Это — пульс народного организма».[236] И пульс этот находился в руках двух сил — чиновничьей и предпринимательской, — которые противостояли друг другу по важнейшим вопросам экономической жизни.