Андреева — без преувеличений — была для С. Т. Морозова всем. Ради нее он готов был принести в жертву и жизнь, и семью, не говоря уже о собственном богатстве и благополучии. К. С. Станиславский в феврале 1902 года откровенно писал М. Ф. Андреевой: «Отношения Саввы Тимофеевича к Вам — исключительные. Это те отношения, ради которых ломают жизнь, приносят себя в жертву, и Вы это знаете и относитесь к ним бережно, почтительно. Но знаете ли, до какого святотатства Вы доходите в те минуты, когда Вами владеет актерка? Это так противно Вашей натуре, что, я уверен, Вы сами этого не замечаете. Вы хвастаетесь публично перед почти посторонними Вам тем, что мучительно ревнующая Вас Зинаида Григорьевна ищет Вашего влияния над мужем. Вы, ради актерского тщеславия, рассказываете направо и налево о том, что Савва Тимофеевич, по Вашему настоянию, вносит целый капитал Ванновскому — ради спасения кого-то».[543]
Вероятно, сумев «поймать» райскую птицу, Морозов испытывал перед ней едва ли не детскую робость и преклонение. По словам A. Л. Желябужского, Савва Тимофеевич «был всей душой привязан к Марии Федоровне — это было подлинное преклонение. Просьбы ее были для него законом». Это было не просто вожделение, он полюбил эту женщину, прекрасно понимая, что, даже будучи с ним на ложе, она для него так и останется недостижимой. Андреева никогда не принадлежала Морозову вся, до самого конца. Надо было делить ее с мужем, с театром, с революционным движением — ситуация была по-истине безвыходной.
Немирович-Данченко в октябре 1903 года писал Чехову об Андреевой и о ее влиянии на Горького, а потом прибавлял: «Под ее же влиянием, уже совсем как гимназист, дурачок, находится Морозов… С Горьким я объяснился
Сколь велико было влияние Марии Федоровны Андреевой на Морозова, видно из письма О. Л. Книппер-Чеховой мужу от 5 февраля 1903 года: «Сегодня я разговаривала с Самаровой и Владимиром] Ивановичем] о театр[альных] делах. Он говорит, что Константин] Сергеевич] чувствует недоверие труппы, скверное отношение к нему Морозова и теряется и нервит. И всё это дело рук Марии Федоровны. Она на всё действует через Морозова, заискивает у всей труппы теперь, держит себя настоящей премьершей, вмешивается во всё. Вл[адимир] Ив[анович] очень неосторожно выразился, что надо бы ее «вытравить» из театра… Мне, право, все эти дела, подходы прямо противны. Я бы никогда не могла «влиять» на кого-нибудь, чтоб достичь своего. Мне была бы только работа, и мне дороги все, кто истинно близок этому делу. Но когда я чувствую общепринятую театр[альную] атмосферу, влияние актрисы на ход дела, через влюбленного в нее мецената, — враждебное ее отношение к человеку, без которого немыслимо дело, — такая атмосфера для меня ужасна, и я готова бежать. Лилина ненавидит Марию Федоровну за ее скверное отношение к Константину] Сергеевичу]. Ужасно это все противно. Мне делается скучно, скучно жить. В деле я не выношу личных отношений. Это мелко». Таким образом, Марии Федоровне удалось настроить Морозова даже против Станиславского — человека, которого Савва Тимофеевич совершенно искренне любил и уважал. Антон Павлович отвечал супруге 11 февраля: «Насчет Морозова и М[арии] Ф[едоровны] не волнуйся очень, она дама не культурная, он из инородцев, им извинительно. Были бы пьесы, были бы сборы, а остальное все, в сущности, вздор».[546]