Савва Морозов

Владимир Иванович Немирович-Данченко (1858–1943), небогатый дворянин из украинского рода, также с детства увлекался театром. Как и Станиславский, к середине 1898 года он составил карьеру режиссера и театрального педагога, но, в отличие от Станиславского, имел литературные дарования. Гимназический товарищ Немировича-Данченко, А. И. Сумбатов-Южин, вспоминал, как он «в 1875 году гимназистом шестого класса вместе с товарищами, среди которых был Владимир Иванович Немирович-Данченко… снял на последние гроши пустую квартиру в Чугуретах (в Тифлисе), составил спектакль». [318]Потом Владимир Иванович из Тифлиса переехал в Москву, где в 1876 году поступил в Московский университет, но увлечения театром не оставил. В качестве театрального критика Немирович-Данченко работал в московских газетах. Ради подготовки к актерской карьере, а также ради театральной журналистики и литературы Немирович-Данченко забросил учебу. Его драмы («Последняя воля», «Новое дело», «Золото», «Цена жизни», «В мечтах» и др.) пользовались популярностью как в столичных, так и в провинциальных театрах.

Однако сам драматург после присуждения ему Грибоедовской премии за пьесу «Цена жизни» (1896) считал, что по справедливости эту награду должен был получить А. П. Чехов за написанную в том же году «Чайку».

Начиная с 1891 года В. И. Немирович-Данченко преподавал драматическое искусство в Музыкально-драматическом училище Московского филармонического общества (ныне ГИТИС). Как и Станиславский, Владимир Иванович полагал, что мечта об обновлении сцены неосуществима без нового актера, способного передавать стиль и мысли новой драмы.

По свидетельству Станиславского, «в 1898 году выпускался исключительный по подбору и качеству выпуск Филармонического училища. Из него легко было составить маленькую труппу». [319]В него входили И. М. Москвин, О. Л. Книппер-Чехова, В. Э. Мейерхольд и другие актеры, осваивавшие мастерство под руководством Немировича-Данченко. Это подтолкнуло педагога к решительным действиям. Тем более его уже давно беспокоила мысль, что «школа без театра — явление бесполезное и не стбит ею заниматься… Воспитанники должны расти при театре, в нем должны получать первую сценическую практику». [320]В итоге именно Немирович-Данченко стал инициатором «восемнадцатичасовой беседы».

Владимир Иванович также оставил воспоминания, которые вышли в свет в 1928 году под названием «Рождение театра». В отношении Морозова его воспоминания менее объективны, нежели мемуары Станиславского. Дело в том, что Владимир Иванович на протяжении длительного времени находился в ссоре с Морозовым, часто не понимал или не желал понять мотивов его действий. То ли сказалась разница в социальном происхождении, то ли дело было в несовместимости двух одинаково самолюбивых характеров. Обиды, которые ему вольно или невольно причинял Морозов, режиссер помнил на протяжении многих лет. Еще большим пристрастием по отношению к Савве Тимофеевичу отличаются письма Владимира Ивановича разным лицам. Особенное влияние его взгляды оказывали на его любимую ученицу О. Л. Книппер-Чехову и ее мужа А. П. Чехова, поэтому те нередко оценивали действия Морозова с предвзятостью. Будучи литератором, Немирович-Данченко создал весьма интересный портрет купца, но всё же относиться к его оценкам деятельности Морозова следует с большой осторожностью.

K. C. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко были очень разными — как по происхождению, так и по характеру — людьми. По свидетельству современников, К. С. Станиславского любили, считали душой и совестью коллектива. Немировича-Данченко уважали за организаторский талант и причастность к миру серьезной литературы. Несмотря на эту разницу, они с одинаковым упорством стремились к общей цели. Оба с детства буквально бредили театром. У обоих за плечами имелся большой опыт преподавания актерского мастерства. Наконец, что немаловажно, у обоих была собственная группа талантливых учеников. В ходе знаменитой июньской беседы двух театральных деятелей было решено объединить две группы артистов. Таким образом, составилось ядро труппы будущего театра; на подготовку к открытию отводился один год.