Савва. У тебя наклонности сыщика. Продолжай.
Липа. Я не боюсь оскорблений.
Савва. Ничего, ничего, продолжай.
Липа. Потом я видела, что ты часто разговариваешь с этим, с Кондратием. А вчера я посмотрела – машинки этой уже нет. И я поняла.
Савва. Второй, ты говоришь, ключ?
Липа. Да… ведь сундук этот мой. Ну, и сегодня…
Савва. Когда?
Липа. Уже к вечеру – я никак не могла найти Кондра-тия – я сказала ему, что знаю все. Он очень испугался и рассказал мне остальное.
Савва. Достойная пара: сыщик и предатель. Ну?
Липа. Если ты будешь оскорблять меня, я замолчу.
Савва. Ничего, ничего, продолжай.
Липа. Он хотел донести игумену, но я не позволила. Я не хочу губить тебя.
Савва. Да?
Липа. Когда все это устроилось, я вдруг поняла, как это дико все – так дико, что этого не может быть. Кошмар какой-то. Нет, этого не может быть! И мне стало жаль тебя.
Савва. Да?
Липа. Мне и сейчас жаль тебя.
Савва
Липа. Да, но я не позволила ему.
Савва. А машинка у него?
Липа. Он завтра отдаст ее тебе; мне он побоялся ее отдать. Саввушка, миленький, ну, не смотри на меня так! Я понимаю, что тебе неприятно, но ты умный, ты не можешь не сознавать, что ты хотел сделать. Но ведь это же бессмыслица, это бред, это может присниться только ночью. Разве я не понимаю, что жить тяжело, не мучусь этим! Но нужно бороться со злом, нужно работать… Даже эти товарищи твои, анархисты… убивать нельзя, никого нельзя, но я все же их понимаю: они убивают злых…
Савва. Они не товарищи мне; у меня нет товарищей.
Липа. Но ведь ты же анархист?
Савва. Нет.
Липа. Кто же ты?
Тюха
Савва
Липа. Да, и кто идет, ты подумай. Ведь это горе человеческое идет, а ты хотел отнять у него последнее – последнюю надежду, последнее утешение…
И зачем, во имя чего? Во имя какой-то дикой, страшной мечты о «голой земле»…
Нет ничего, все надо уничтожить. Все. Над чем люди работали столько лет, что они создали с таким трудом, с такой болью… Несчастные люди! и среди вас находится человек, который говорит: все это надо сжечь… огнем!
Савва. Ты хорошо запомнила мои слова.
Липа. Ты разбудил меня, Савва. Когда ты сказал мне, я вдруг точно прозрела, я полюбила все. Понимаешь, полюбила! Вот эти стены… прежде я не замечала их, а теперь мне жаль их, так жаль… до слез. И книги, и все, каждый кирпич, каждую деревяжку, отделанную человеком. Пусть оно плохо, – кто говорит, что оно хорошо! Но за то я и люблю его – за неудачу, за кривые линии, за несбывшиеся надежды… за труд, за слезы! И все, Савва, кто услышит тебя, так же почувствуют, как и я, так же полюбят все старое, милое, человеческое…
Савва. Мне дела нет до вас.
Липа. Нет дела! А до кого же дело? Нет, Савва, ты никого не любишь, ты только себя любишь, свои мечты. Кто любит людей, тот не станет отнимать у них все, тот не поставит свое желание выше их жизни. Уничтожить все!
Уничтожить Голгофу!.. Ты подумай:
Ты молчишь?
Савва. Молчу.
Липа. Я думала… я думала… если тебе удастся это, я убью тебя, отравлю. Как самого вредного!
Савва. А если это не удастся…
Липа. Ты еще надеешься?
Савва. А если это не удастся, я убью тебя.
Липа
за Христа, за людей!
Савва. Да, я убью тебя.
Липа. Да разве я не думала об этом? Разве я об этом не мечтала?
Господи! Пострадать за Тебя – да есть ли счастье выше этого!
Савва
Липа. Оскорбляй, издевайся, нас всегда оскорбляли, прежде чем убить.