Саур Могила

– Командировка Олег, у меня трое суток, – сказал радушному подполковнику, ковыряясь зубочисткой во рту. – У тебя, в принципе, порядок. Я же, знаешь, немного устал. Организуй мне номер на одной из загородных баз отдыха. А вечером часов в восемь, съездим навестим нашего клиента.

– Слушаюсь, сделал уставное лицо – Пасюк. А потом наклонился к куратору и тихо спросил, – номер с хорями?22

– Естественно, – сыто рыгнул Линник. – Для начала пришли одну. Помоложе и чтобы хорошо строчила.

И вот теперь, накувыркавшись в прохладном, пахнущем соснами номере с девицей (ту, специально выделенный опер увез обратно), майор предавался размышлениям о жизни.

Она была у Владимира Алексеевича двойная. До развала Союза – и после.

Родившись, как и Шубин в шахтерской семье, в одном с ним городе и на одной улице, с малых лет в семье Володя получал совсем иное воспитание.

И к тому были причины.

Его отец – Алексей Линник, происходил родом с Западной Украины, был из большой «заможной» семьи, мужчины которой в годы войны добровольно вступив в ряды ОУН-УПА, активно боролись с оружием в руках против Советов и в результате бесславно кончили кто в густых буковинских лесах, а кто в лагерях ГУЛАГА.

Тогда еще юному Алексею повезло.

В начале июня 41-го он приехал погостить к своей родной тетке Полине, вышедшей замуж за москаля и проживавшей в Чутино, а с началом войны и оккупации немцами Донбасса вынужден был там остаться. Вместе с местными пацанами собирал уголь на терриконах, стрелял из рогатки и ел галок с голубями, а еще мечтал вступить в полицию, но опасался появившихся в этих краях партизанов.

Когда же Красная армия освободила Луганщину и в нее стали призывать не угнанных в Германию ребят 1925-го года рождения, тетка выправила восемнадцатилетнему племяннику метрику, по которой тому было всего шестнадцать.

Его новые друзья ушли на фронт и в большинстве погибли, Алексей же был определен на «трудовой фронт» и стал работать подземным электрослесарем в шахте.

Сразу после войны его тоже призвали в армию (служил три года танкистом в оккупированной Германии), а после демобилизации вернувшись в Донбасс, тайно навестил Буковину.

Там от дальней родни узнал, что случилось с его семьей, и быстро уехал назад. Опасаясь попасть под репрессии.

Советскую власть Алексей никогда не считал своей. Так его учили родители и ксендз. Теперь стал ненавидеть.

Но надо было строить свою жизнь при ней. Что он и стал делать.

Для начала выбился в стахановцы и попал на шахтную «доску почета», будучи великолепным баянистом, принимал участие в художественной самодеятельности коллектива, на людях всегда был добр и приветлив.

Затем женился на одной из местных девушек и построил напротив хаты тетки свой дом с обширной усадьбой и огородом, на которой вскоре запищали сыновья – старший Александр и младший – Володя.

Пока они были мальцы, отец детей не неволил, а когда пошли в школу, исподволь занялся воспитанием потомков.

Тихо и ненавязчиво, как бы между делом.

После школы он рекомендовал братьям поменьше общаться с другими шахтерскими детьми – они мол, быдло, научат плохому; стал прививать обеим любовь к музыке, обучая игре на баяне, произведениям Ивана Франка и Леси Украинки, а также старой истории Украины. Без москалей и коммунистов. Еще учил поменьше говорить и больше слушать.

В результате, когда Саше с Володей пришло время вступления в комсомол, в восьмых классах сначала старший, а потом и меньший, под разными предлогами отказались.

Комсомольцами стали перед поступлением в институт – отец желал дать молодым Линникам высшее образование. А перед этим, сначала одному, а затем другому, рассказал о своих буковинских корнях, героях ОУН-УПА и дал напутствие: быть активными строителями коммунизма для всех, но помнить кто они и откуда.

Потом старший закончил Харьковский авиационный институт и уехал строить самолеты в Ташкент, а Владимир на четвертом курсе Донецкого политтеха попав на практику в Москву, отыскал там своего школьного друга.

Как оказалось, отслужив срочную в погранвойсках, тот работал в КГБ, что вызвало при встрече живой интерес Линника.

– Повезло тебе, Вить, служить в таких органах, – с неприкрытой завистью сказал он. – А я буду вечным технарем. Рутинная работа.

Когда же приятели чуть выпили и обстановка стала более непринужденной, Володя между делом поинтересовался, а нельзя ли и ему устроиться в «контору»? Мол, я сам идейный, готовлюсь вступить в ряды и непрочь стать бойцом невидимого фронта.

– Почему нет? – оценивающе оглядел его Виктор. – Это трудно. Но можно попытаться.

И рассказал, как и что сделать.

Спустя год «технарь» учился в Киевской средней школе КГБ, готовящей офицеров контрразведки. Закончив ее, получил звание «лейтенант» и должность оперуполномоченного в Управлении по Луганской области.

– Молодец, сынок, – сказал по этому поводу старый Линник. – Чувствую, ты далеко пойдешь. Но не забывай свои корни.

– Не забуду отец, – заверил его сын. – Коммунистам, мне кажется, недолго осталось.

Вскоре Союз рухнул, Владимир продолжил службу в «нэзалэжной» Украине и теперь не скрывал своих взглядов.