Сатурналии

Теперь рассказчик улыбнулся напряженной, робкой улыбкой.

– Я уже наполовину спал, а та сторона цирка, – он кивнул на громадное строение, виднеющееся сквозь открытую дверь, – все еще была в густой тени. Я шлепнулся прямо в большую лужу крови.

– Ты ее узнал? – спросил я.

– Только не тогда – все еще было слишком темно. Скажу тебе, господин, я чуть не ушел домой, не сообщив о случившемся. Я весь был в крови и подумал, что люди могут решить, будто это я ее убил. Но я переборол свой страх и понял, что кровь и тело совершенно холодные и что женщина уже окоченела. Наверное, она пролежала там всю ночь. Поэтому я пошел к фонтану, смыл с себя бо́льшую часть крови, а когда вернулся, уже достаточно рассвело, чтобы можно было увидеть, что это Гармодия.

– Ты ее знал?

– О да. У нее уже много лет была своя палатка под аркой номер девятнадцать. Не скажу, что знал ее хорошо. Я пытался избегать этих селянок, если только мне не надо было подлечиться – например, когда у меня болели зубы или прихватывало живот.

– Опиши ее, – сказал я.

Чаша сторожа была уже пуста, и Гермес наполнил ее.

– Она была не очень большой, но, в общем, коренастого сложения, лет тридцати, недурна собой. Коричневые волосы, голубые глаза, и зубы все целы. Она говорила с сабельским акцентом, знаешь… С таким, как у марсов. Множество травниц или оттуда родом, или из Тускии.

– Как ее убили?

– Перерезали горло, – ответил Марк Ургул, неприятным жестом проведя негнущимися пальцами по своей шее. – И хорошо так перерезали, аж до самых позвонков. Вот откуда столько кровищи.

– Другие раны были?

– Не такие, какие я мог бы видеть. Конечно, ее платье вымокло в крови, и, насколько я понимаю, ее еще и пырнули. Когда пришли другие селянки, чтобы ставить свои палатки, они занялись телом, а я отправился к эдилу доложить о находке. Эдил Мурена пошел со мной и некоторое время разговаривал со знавшими ее людьми, а потом ушел. Вот и все, что я знаю, сенатор.

– Кто потребовал тело? – спросил я.

– Какие-то женщины с рынка сказали, что отвезут его туда, где она жила. Думаю, это где-то возле Фуцинского озера.

– И никто не выступил вперед, как свидетель убийства?

Сторож цинично засмеялся.

– А разве такие когда-нибудь находятся?

– Изредка. Ходили какие-нибудь слухи?

– Нет, насколько я знаю, и это, по-моему, само по себе о чем-то говорит.

– Что ты имеешь в виду? – не понял я.

– Ну, слухи же всегда ходят, разве не так? А раз все помалкивают, значит, тут замешан кто-то важный.

– И остальные травницы ничего не сказали?

– Как я уже говорил, сенатор, я имею с ними дело только в самых крайних случаях.

Судя по виду сторожа, наиболее мудрая сторона его характера приказывала ему заткнуться, но горячее вино спорило с этой мудрой стороной, а в таких состязаниях вино всегда побеждает.

– Почему так? – настаивал я.

– Ну… – Он осмотрелся по сторонам, как будто кто-то пытался нас подслушать.

Люди за другими столами стучали игральными костями и залпом выпивали вино, не обращая на нас никакого внимания.

– Ну, – продолжил сторож, – они все ведьмы, вот что. Они могут тебя сглазить, навести чары – что угодно.

– Но большинство из них – просто безобидные саги, верно? – напомнил я.

– Не все, – подавшись вперед, тихо и серьезно возразил Ургул. – Некоторые – стриги, и нет способа отличить одних от других, пока ты с ними не повздоришь. – Он снова сел прямо. – И говорят, они особенно могущественны именно в это время.

– С чего бы?

Сторож явно удивился.

– Сегодня ночью один из самых важных их праздников, разве не так? Канун Сатурналий – именно тогда они танцуют, приносят жертвы и выполняют свои обряды там, на Ватиканском поле.

О таком я слышал впервые.

– Почему на Ватиканском?

– Там есть кусок священной земли, – сказал мой собеседник. – Говорят, там есть мундус[42], и ведьмы могут вызывать через него мертвых или общаться с богами подземного мира. Помяни мое слово, господин: сегодня в полночь ты не найдешь в городе ни единой стриги. Все они будут там.

– Ты мне очень помог, Марк Ургул, – сказал я, протягивая ему несколько денариев. – Вот. Отличного тебе праздника.

Сторож поблагодарил и поспешил вон, оставив меня сидеть и размышлять. В Риме есть миры внутри миров. Мир ведьм был для меня внове. Он являлся частью мира крестьян и маленьких провинциальных городков, как политическая жизнь Сената и ритуалы великих храмов являлись частью моего собственного мира. Ведьмы, чары и яды – при мысли о них запульсировала болью моя порезанная ладонь.

– К чему все эти разговоры о ведьмах и их ритуалах? – спросил Гермес – горячее вино подействовало и на него тоже.

Похоже, эта тема заставляла его нервничать.

– Не знаю, – признался я. – Я думал, предстоит простое расследование убийства – всего лишь обычного отравления по логичным политическим или личным мотивам. А теперь мы погружаемся в сферы оккультного и сверхъестественного…