Сатиры

Снова Криспин, — и его нередко еще призову я
Роль исполнять: чудовище он, ни одна добродетель
Не искупает пороков его и больного распутства:
Только в разврате он храбр, незамужних лишь он презирает.
Ну, так не важно, на длинном ли поле гоняет коней он,
Или раскидисты тени тех рощ, куда его носят,
Сколько домов он купил и соседних с базаром участков:
Счастлив не будет злодей, а несчастнее всех нечестивец
И совратитель, с которым недавно лежала весталка,
¹⁰ Должная заживо быть погребенной за девства потерю.
Скажем сперва о пустячных делах. И однако, другой кто
Так поступи, как Криспин, — его нравов судом осудили б;
То, что позорно для честных, — для Тития, Сея, — Криспину
Было как будто к лицу: отвратительней всех преступлений
Гнусная личность его… Он купил за шесть тысяч барвену:
Как говорят о той рыбе любители преувеличить,
Весила столько она, сколько стоила тысяч сестерций.
Замысел ловкий хвалю, если он подношеньем барвены
Первое место схватил в завещанье бездетного старца;
²⁰ Тоньше расчет, если он отослал ее важной подруге —
Той, что в закрытых носилках с широкими окнами носят.
Нет, ничуть не бывало: он рыбу купил для себя лишь!
Видим дела, коих жалкий и честный Апиций не делал.
Так чешую эту ценишь, Криспин, что был подпоясан
Нильским родным тростником, — неужели? Пожалуй, дешевле
Стоит рыбак, чем рыба твоя. В провинции столько
Стоят поля; апулийцы дешевле еще продают их.
Что же тогда за блюда проглатывал сам император,
Можно представить себе, когда столько сестерций — частицу
³⁰ Малую, взятую с края стола за скромным обедом, —
Слопал рыгающий шут средь вельможей Великой Палаты!
Нынче он первый из всадников, раньше же он громогласно
Вел мелочную торговлю родимой сомовиной нильской.

О Каллиопа, начни!.. Но лучше — сиди: тут не надо
Петь, — говорится о правде. Пиэрии девы, гласите!
Пусть мне послужит на пользу, что девами вас называю.

Наполовину задушенный мир терзался последним
Флавием. Рим пресмыкался пред лысоголовым Нероном…
Камбала как-то попалась морская громадных размеров,
⁴⁰ Около храма Венеры, что выше дорийской Анконы;
Рыба заполнила сеть — и запуталась в ней наподобье
Льдом меотийским покрытых тунцов (пока лед не растает),
После ж несомых на устья бурливого Черного моря,
Вялых от спячки и жирными ставших от долгих морозов.
Диво такое хозяин челна и сетей обрекает
Домициану: ведь кто бы посмел продавать это чудо
Или купить, когда берег — и тот был доносчиков полон!
Сыщики, скрытые в травах прибрежных, затеяли б дело
С тем рыбаком беззащитным; не совестно было б сказать им,
⁵⁰ Что, дескать, беглая рыба была и долго кормилась
В цезаревых садках, удалось ускользнуть ей оттуда, —
Значит, к хозяину прежнему ей надлежит и вернуться.
Если мы в чем-либо верим Палфурию иль Армиллату, —
Все, что найдется в морях красивого, видного, — это
Фиска предмет, где ни плавал бы он. Чем камбалу бросить —
Лучше ее подарить. Ведь уже уступала морозам
Вредная осень, стихала больных лихорадка, и всюду
Выла уродка зима, сохраняя свежей добычу.
Впрочем, рыбак спешит, будто Австр его подгоняет:
⁶⁰ Вот и озера внизу, где — хотя и разрушена — Альба
Пламя из Трои хранит и Весту Меньшую; на время
Путь загорожен при входе ему удивленным народом;
Вот расступилась толпа, открываются двери на легких
Петлях; сенаторы ждут и смотрят, как рыбу проносят —
Прямо к Атриду. «Прими подношение, — молвит пиценец. —
Слишком она велика для других очагов. Именинник
Будь же сегодня; скорей облегчи свой желудок от пищи,
Камбалу кушай, — она для тебя сохранилась такая,
Даже поймалась сама». Открытая лесть! И однако,
⁷⁰ Царь приосанился: есть ли такое, чему не поверит
Власть богоравных людей, если их осыпают хвалами?
Блюда вот нету для рыбы такой; тогда созывают
На совещанье вельмож, ненавидимых Домицианом,
Лица которых бледнели от этой великой, но жалкой
Дружбы царя. По крику Либурна: «Бегите, воссел уж!» —
Первым спешит, захвативши накидку, Пегас, что недавно
По назначению старостой стал изумленного Рима.
(Чем же другим тогда был префект?) Из них наилучший,
Верный толковник законов, он думал, что даже и в злое
⁸⁰ Время во всем надлежит поступать справедливо и мирно.
Прибыл и Крисп — приятный старик, которого нрав был
Кроткой природы, подобно тому, как его красноречье.
Кажется, где бы уж лучше советник владыке народов
Моря и суши, когда бы под гнетом чумы той на троне
Было возможно жестокость судить, подавая советы
Честно; но уши тирана неистовы: друг приближенный
Речь заведет о дожде, о жаре, о весеннем тумане, —
Глядь, уж повисла судьба говорящего на волосочке.
Так что Крисп никогда и не правил против теченья:
⁹⁰ Был он совсем не из тех, кто бы мог в откровенной беседе
Высказать душу, готовый за правду пожертвовать жизнью,
Много уж видел он зим в свои восемь почти что десятков, —
Даже при этом дворе его возраст был безопасен.
Следом за ним поспешал такой же старый Ацилий
С юношей сыном, напрасно настигнутым смертью жестокой
От поспешивших мечей властелина. Но стала давно уж
Чуду подобной старость людей благородного званья
(Я б предпочел быть маленьким братом гиганта без предков!):
Сыну Ацилия не помогло, что он на арене
¹⁰⁰ Альбы охотником голым колол нумидийских медведиц.
Кто же теперь не поймет всех хитростей патрицианских?
Кто остроумию старому, Брут, твоему удивится?
Труд невелик — обмануть бородатого Домициана.
Шел на совет с недовольным лицом, хоть он не из знатных,
Рубрий, виновный когда-то в проступке, покрытом молчаньем,
Более подлый, чем некий похабник, писавший сатиры.
Вот появился и толстый Монтан с его медленным брюхом;
Вот и Криспин, с утра источающий запах бальзама,
Будто воняет от двух мертвецов; и Помпей, кровожадней
¹¹⁰ Даже Криспина, умевший душить лишь шепотом легким;
И приберегший в добычу для коршунов Дакии тело
Фуск, разбиравший сраженья, сидя в своей мраморной вилле;
И Вейентон осторожный, и рядом Катулл смертоносный,
Страстью пылавший к девице, которой совсем не видал он,
Злое чудовище, даже в наш век выдающийся изверг,
Льстивец жестокий, слепец, — ему бы к лицу, как бродяге,
С поводырем у телег арицийских просить подаянье
Да посылать благодарность вослед уезжавшей повозке.
Камбале он удивился всех больше и высказал много,
¹²⁰ Весь обернувшись налево (а рыба лежала направо):
Так-то уж он прославлял и Килика бои, и удары,
Пегму, и мальчиков, что подлетают под занавес цирка.
Не уступал Вейентон: пораженный жалом Беллоны,
Так говорил изувер, прорицая: «Ты в этом имеешь
Знаменье дивное славного, царь, и большого триумфа.
Ты полонишь другого царя: с колесницы британской,
Верно, слетит Арвираг. Чужеземная рыбина эта;
Видишь шипы у нее на спине?» — Фабрицию только
Недоставало бы возраст привесть да отечество рыбы.
¹³⁰ «Что же, как думаешь ты? Разрезать ее? Было бы, право,
Это позором, — Монтан говорит. — Пусть глубокое блюдо
Сделают, чтобы вместить в его стенки такую громаду;
Нужен для блюда второй Прометей, великий искусник.
Глину скорей доставайте и круг гончарный; отныне
Цезаря сопровождать гончаром бы нужно придворным».
Мужа достойный совет был принят: по опыту знал он
Роскошь былую двора, ночные попойки Нерона,
Новый подъем аппетита, как дух от фалерна захватит.
Этак поесть, как Монтан, в мое время никто не сумел бы:
¹⁴⁰ Он, лишь едва укусив, узнавал об отечестве устриц, —
Будь у Цирцейского мыса их род, у утесов Лукрина,
Или же вынуты были они из глубин рутупийских;
Только взглянув на морского ежа, называл его берег.

Встали: распущен совет; вельможам приказано выйти.
Вождь их великий созвал в альбанский дворец изумленных,
Всех их заставил спешить, как будто бы он собирался
Что-то о хаттах сказать, говорить о диких сикамбрах,
Точно бы с самых далеких концов земли прилетело
На быстролетном пере письмо о какой-то тревоге.
¹⁵⁰ Если б на мелочи эти потратил он все свое время
Крайних свирепеть, когда он безнаказанно отнял у Рима
Славных людей, знаменитых, без всяких возмездий за это!
Сгинул он после того, как его забоялась меньшая
Братия: так он погиб, увлажненный Ламиев кровью.