Сатира, юмор

Зато в Москве за последнюю четверть века вышли четыре книги его рассказов в моем переводе. «Радостная параллель» была третьей книгой. «Избранное». Я выпустил его к 125-летию В. Чечвянского на свои тоскливые пенсионно-инвалидные миллиардищи. Уцелевший русский репрессированный выдернул из забвения расстрелянного репрессированного украинца.

О чем все это говорит?

Вот и в «Дне» материал о Чечвянском напечатали до его трагической даты. Искорежили очерк. И в газете, и в интернете в материале о Чечвянском дали… фото Вишни. Все это случайно? Все это не подчеркнутое ли неуважение к памяти великого украинца и комок грязи в сторону автора? Мол, под материалом стоит фамилия русского автора из Москвы, все это и падет ему на горб. А наше дело сторона.

Мне все же хотелось рассказать украинскому читателю о Чечвянском, и я послал очерк в писательскую газету «Лiтературна Україна». И тут отнеслись к Василю Михайловичу не лучше. Дали материал под рубрикой «Биографии» за месяц до 75-летия со дня расстрела сатирика.

Поэтому двенадцатого августа 2012 года я написал лично главному редактору этой газеты Козаку:

Уважаемый Сергей Борисович, общепринято, что юбилейные материалы печатаются в юбилейные дни. Но очерк о В. Чечвянском вы дали за месяц до его 75-летия со дня гибели. Почему? К чему такая „изюминка“? Других авторов вы отмечаете вовремя. А почему к Чечвянскому такое непонятное отношение? Ну кто отмечает свой юбилей за месяц до юбилея?

Внагляк отбоярился гордой молчанкой и пан Козак.

Есть на Украине незалежники-самостийники, которые не могут спустить Василю Михайловичу Чечвянскому его доброжелательное отношение к России, к Русскому Слову.

Военная судьбинушка погоняла его в гражданскую по русским просторам. Служил в РККА. Литературную карьеру начинал в Ростове-на-Дону. Писал по-русски. Печатался в русской газете «Советский Юг»… Тесное знакомство с Ильфом и Петровым…

Вот и…

Да, подумать есть над чем.

Анатолий Санжаровский,

член Союза писателей Москвы

Василь Чечвянский

О себе

Василь Чечвянский – псевдоним.

Как и большинство революционно настроенных граждан нашей революционной Отчизны родился я до Революции на хуторе Чечва на Полтавщине.

Мне сейчас 45 лет.

По происхождению селянин.

Отец был селянином.

Я – сын селянина.

Мои дети – внуки селянина.

Когда я работаю, а дети мне мешают, я кричу:

– Селянс![3]

Дети моментально утихомириваются.

Как видите, в воспитании нашей смены я применяю селянские принципы.

Конечно, это нетерпимая однобокость.

Конечно, предпочтительней прибегнуть к комбинированным средствам, то есть рабоче-крестьянским.

Тем паче, очень люблю все, что рабоче-крестьянское: рабоче-крестьянскую власть, рабоче-крестьянскую инспекцию. Я б любил и рабсельтеатры, но это очень трудно. Их нет, их только создают.

Кроме того я люблю современность.

Я просто влюблен в нюю.

С привычками проклятого прошлого покончил давно и бесповоротно.

Уверяю, когда у меня бывают гости, я никогда не скажу:

– Давайте пить чай.

А скажу:

– Есть предложение пить чай. Кто за – прошу поднять руку.

Если на улице кто дебоширит, я ни за что не скажу:

– Эй, вы там! Ну-ка! Без хулиганства!

Нет. Я скажу только так:

– Товарищи! Будьте в конце концов сознательны. Мы накануне построения бесклассового общества, а вы нарушаете тишину и покой, мешаете нормальному уличному движению в то время, когда пролетариат напрягает, а буржуазия заостряет.

Черновик моего перевода юморески В. Чечвянского «О себе».

Я не умываюсь, а «пользуюсь коммунальными услугами».

Я не договариваюсь с женой, когда и что есть, а «согласовываю с домохозяйкой проблему питания».

Ловлю рыбу на Донце не просто на червяка, а «пребываючи в тарифном отпуске».

Вообще от меня несет современностью.

Когда мой сын приходит из школы, я не спрошу его, как спрашивал меня мой несовременный отец:

– Что, снова батюшка по закону божьему коляку водрузили? Иди-ка сюда, сукин сын, дай-ка я тебе космы повытрясу!

А спрошу:

– Ну-ка рапортуй об очередном достижении. Зад[4] или незад?[5] Снова незад заработал? Иди-ка сюда, дезорганизатор, я тебе покажу, как без зада домой приходить!

Как видите, в личной жизни я вполне современный человек.

И в общественной.

Когда я прихожу на почту или в страхкассу и вижу, что у нужного мне окошка очередь, я непременно скажу:

– Кто последний? Я за вами.

А потом уж спокойно выслушаю, как мне из окошка говорят прекрасным украинским языком:

– Не видите разве – перерыв! Не мешайте перерываться, гражданин!

Теперь относительно моей литературной работы.

Но не лучше ли, если о ней будут говорить читатели, критика, рецензенты?

Самому как-то неудобно.