Сатир и нимфа, или Похождения Трифона Ивановича и Акулины Степановны

– Что «понятное дело»! – заорал на него Трифон Иванович. – Какое еще понятие нашел! А что там ей лучше или не лучше, про это я знаю! Не тебе меня учить! Я женщину для хозяйства возвысил, чтоб вам же было бы хорошо, а у вас сейчас пакость на уме, сумление… Чтобы никогда не слыхал я этого! И чтобы пронзительных улыбок никаких! А ее самое, ежели возвысил в ключницы, то почитать и уважать и Акулиной Степановной называть. Вот мой приказ.

– Слушаем-с… – послышался ответ.

Трифон Иванович повернулся и вышел из приказчицкой.

VII. Нимфа в новом теле

После объявления своим приказчикам, что кухарка Акулина произведена в ключницы и что ее уже нужно называть не Акулиной, а Акулиной Степановной, Трифон Иванович до того был расстроен и сконфужен, что не нашел ничего лучшего, как отправиться в баню. В баню он ходил после всех переполохов в своей домашней и торговой жизни и искал в бане успокоения. Когда он объявлял в приказчицкой о производстве Акулины в ключницы, Акулина стояла у дверей и подслушивала, и лишь только он вышел из приказчицкой, как она обняла его за шею, притянула к себе и прошептала:

– Милый! За это я и сама вам что-нибудь хорошенькое… Уж так буду любить, так ухаживать…

– Тише ты… Полоумная! Ну вдруг кто войдет! – довольно грубо отстранил ее от себя Трифон Иванович и тотчас же отдал приказ: – Собирай белье. Я иду в баню.

– Господи Иисусе! Да давно ли ходили в баню! – воскликнула Акулина.

– Прошу тебя, тише. И главное, не разыгрывай ты хоть при людях-то мать-командиршу.

– Да какие же тут люди… Что вы!

– А ты думаешь, приказчики теперь не будут подслушивать и следить? Поминутно будут подслушивать. Ну, иди и собирай белье!

– А я думала, что самоварчик… Напились бы вместе чайку.

– После бани чай пить буду. Как приду, так чтобы самовар был готов.

Трифон Иванович ушел в баню. По уходе его в приказчицкой начались разговоры.

– Ловко баба старика слопала! – произнес черненький, прыщавый и косой приказчик Андреян. – Вот ты и смотри на нее, на тихоню да на дуру! А ведь на взгляд дура вдоль и поперек была.

Белокурый приказчик Василий кивнул на дверь и прошептал:

– Смотри, не подслушивает ли? Живо нажалуется самому.

– А плевать я на нее хотел! Неужто ты думаешь, я ей покорюсь? Ни в жизнь не покорюсь. Для меня она как была прислужающая, так прислужающая и останется.

Приказчик Федор, носатый средних лет мужчина, отворил дверь и заглянул в коридор.

– Нет, не подслушивает, – проговорил он.

– Припри дверь в кухню, – сказал Василий. – Ведь новую-то кухарку она из своих землячек поставила. Передавать все наши разговоры станет.

Старший приказчик, Алексей Иванов, пожилой человек, только вздыхал.

– Четырнадцать лет старик вдовствовал честно и благообразно, а на пятнадцатый год вот… извольте видеть, – сказал он.

– Опутала, ловко опутала, и так полагаю, что тут без подсыпки дело не обошлось, – прибавил Федор. – Помните, пришли мы раз из лавки, а ей цыганка в кухне ворожила? Ну вот… Соль какую-нибудь и дала наговоренную. Непременно дала. А соль и не наговоренную ежели на постель человеку насыпать, то в лучшем виде его приворожить можно.

– Просто тут коварные и пронзительные улыбки… Баба она аппетитная, из себя не вредная, глазищи у ней по ложке – ну, и подъехала к старику, – пояснял Федор. – Теперь фаворитка… Фаворитка Людовика XIV. Помните, роман-то читали? Ну вот… То же самое… Коварного кардинала только не хватает.

Старший приказчик продолжал вздыхать и угрюмо ходил из угла в угол.

– Поживу, попригляжусь маленько, да ежели какие новые притеснения от нее будут, то сейчас хозяину: пожалуйте расчет… так не согласен… В деревню еду… – бормотал он.

– Почитать ее надо как хозяйку, тогда и жить будет хорошо, – сказал Василий.

– Ну, уж это ты не хочешь ли знаешь чего?! – окрысился на него старший приказчик.

Василий между тем полез в сундук, вынул оттуда присланный ему в виде гостинца из деревни мешочек с сушеной малиной и, спрятав его под пиджак, незаметно проскользнул в хозяйские комнаты.

Акулина была в столовой и ставила на стол чашки для чаепития. Василий поклонился ей, положил на стол мешочек и произнес:

– Позвольте, Акулина Степановна, от всего нашего сердца деревенским гостинцем с вами поделиться. Сушеной малинки прислали мне из деревни.

– Ну уж… Что уж… Зачем это?.. – заговорила Акулина и зарделась, как маков цвет.

– Нет, уж пожалуйте… От чистого сердца… Мне куда же?.. Мне много…

– Ну, благодарю покорно. Нате вот… Я вам по-дамски… Руку протяну. – Она протянула Василию руку и сказала: – Мерси вас.

Василий переминался с ноги и не уходил.

– Давно вам пора бы, Акулина Степановна, в ключницы-то… – сказал он наконец. – Право слово… А то что так-то зря в черном теле пропадать!

– Ну уж… Вы наскажете.

– Нет, ведь это я прямо… От души… Вот как перед Истинным… Ведь вы, верьте совести, сюжет такой, что вас в сотне поискать да поискать… И рост у вас, и дородство… Брови первый сорт… Улыбки тоже – глаза с поволокою.

Давно вам, по-настоящему, в шелках да в бархатах ходить следовало.

– Полноте вам… Да неужто это вы вправду?

– Сейчас околеть.