Сатанбургер

Какая-то самка-хог с ужасными глазами вливает мне в глотку ликера, сжимая мой желудок, а ведь я парю сверху. Я возвращаюсь в свое тело, чтобы срыгнуть на нее, но она занялась следующим мужиком. Так что мое тело вместе с компанией хогов отправляется в гастрономический тур по тележкам с едой, которые носятся среди обезумевшей толпы, я заглатываю целые пирожки и куски мяса. Я не голоден. Я делаю это ради прикола. Я проглатываю жратву так быстро, что не успеваю ощутить вкус, но не в этом дело. Потом я опускаю голову в чашу с пуншем и делаю пузыри. Мой пот смешивается с жидкостью.

Далее: мое тело в судорогах, я двигаю тележку вперед и врезаюсь в хогов, которые что-то едят. Мы смеемся вместе, они вспрыгивают на пустую лестницу – забавное зрелище.

И танец «Поросяка» вновь захватывает меня, смывая сознание куда-то вдаль… Моя жизнь на колесах плывет мимо, моя толпа кружится. Счастливые, Гроб и Христиан забираются наверх, поднимая меня на балкон с какой-то круглолицей женщиной, которая обхватила меня и просачивается сквозь кожу, как кусок теплого масла. Я стою, дама обвилась вокруг моей талии, и я балансирую, улыбаясь. Очень приятно ощущать ее кожей, хотя ее лицо по большому счету уродливо.

Затем, стоя здесь, над толпой, я смотрю на водоворот внизу. Смотрю на вакханалию, на наглые БОГАТЫЕ лица. Меня тошнит.

* * *

Поверх счастливой толпы мой взор устремляется за окна, где собрались сотни паразитов, их ненавидящие глаза разрывают меня на части, они прижались лицами к стеклам. Бедные, бедные, бедные. Я прекращаю улыбаться и возвращаюсь в себя. На этот раз у паразитов есть их грусть, у нас – кайф.

Если бы мы решили впустить их внутрь, они бы получили кусочек нашего счастья, а мы бы – долю их грусти, и тогда все оказались бы на одном уровне эмоций. Но мы бы пытались своим счастьем затушить их грусть, которую не хотим брать взамен, хотя это было бы по-честному.

Но вот мимолетная жалость проходит, и я возвращаюсь в веселый вихрь. Мне в голову пришла хорошая, светлая идея, но поскольку я НАВЕРХУ и хочу сохранить этот кайф, эту роскошь, я готов принести всех бедняков в жертву холоду.

Ричард Штайн всегда говорил, что никто не заслуживает жизни в холоде. Но в данный момент мне как-то все равно.

[СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ] ОЧЕРЕДНОЙ ДЕНЬ В ЗАБВЕНИИ

* * *

Сегодня, когда я проснулся, а мои мозги прилипли к задней стенке черепа («Поросяк» наградил меня жутким похмельем, парой потянутых мышц и синяком), я решил, что нахожусь в забвении, а не в реальности. Как я упоминал выше, забвение – самое мерзкое место на Земле, но если только притворяешься, то здесь вполне сносно. Когда ты превратился в ничто, то и волноваться не о чем. А отказ от волнений – это лучшее, чем я могу сейчас себе помочь.

Я говорю:

– Я – пшик.

Эти слова приносят облегчение. Все мои нервы сейчас стараются выпрыгнуть из тела, потому что у пшика нервов нет. Я закутываю свое тело в кокон из одеял, чтобы кожа испытала хотя бы минимум комфорта. И только лицо ощущает неприятный сквозняк.

Я решаю проспать вот так целый день, входя и выходя из реальности. Нет ничего важнее, чем пребывание в мире снов, когда реальный мир столь ужасен. Христиан входит и выходит из моей каморки каждые полчаса, чтобы проверить, не собираюсь ли я устроить какую-нибудь новую дикую веселуху, но я отвечаю, что на сегодня с меня веселья хватит.

Христиан взвывает и уходит обратно смотреть повторы телемагазина. Мне не нужно объяснять, почему они показывают только повторы. По меньшей мере за последние три года не было выпущено ни одного нового шоу, именно поэтому я смотрю только «Звездные войны». Христиан смотрит «Серц к Серцу» и «Команду А». Иногда, пока Христиан смотрит «Команду А», я задумываюсь, может, мистер Ти такой же, как все, – скучающий и лишенный эмоций. Христиан считает, что мистер Ти имеет право, ведь он национальный герой и должен был стать спасителем вместо Иисуса Христа.

Я вспоминаю, что сейчас должен находиться в забвении и не должен сознательно воспринимать ужасные вещи, которые происходят в мире, – например, что мистер Ти потерял душу. Я пытаюсь избавиться от мыслей. Затем я позволяю глазам снова вернуть меня в мир снов.

Внутри мира снов я представляю, что я – бабочка, которую насилует самка-стрекоза, прямо в воздухе. Потом нас обоих проглатывает лягушка, и кислота в ее желудке расщепляет нас, а стрекоза все наяривает. Сон длится примерно две секунды и потом переходит в другой – там я стал пятью аристократами, жующими колбасу.

* * *

На работе не так уж легко притворяться, что я в забвении. Если я ничто, то я не могу работать за кассовым аппаратом, это просто абсурд. И я решаю, что только мой разум пребывает в забвении – потому что я так решил, – а мое тело становится безмозглым зомби, который тем не менее может выполнять простые операции, такие как печатание и раздача еды. Надеюсь, мой мир на колесах не заставит меня вспомнить, что я – Лист, и не бросит безжалостно обратно в реальность, где я точно не хочу находиться.