Сатана в церкви

Ничего подобного Корбетт не испытывал прежде. После короткого отдыха ее губы вновь искали его губы, и ее тело, сплетаясь с его телом, соединяясь с ним в единое целое, увлекало его в омут страсти. А потом он крепко заснул, без сновидений, как это обычно бывает с измученными ласками любовниками. Наутро, когда Корбетт проснулся, Элис уже была на ногах, свежая и прекрасная, как молодая жена. Улыбаясь и поддразнивая его, она посидела рядом с ним, но едва он намекнул на продолжение бурной ночи, исчезла. В глубине души Корбетт конечно же понимал, что такая идиллия не может длиться вечно. Великан Питер был готов убить его каждый раз, когда он входил в таверну, да и остальные из «доверенных и защитников» Элис не спускали с него глаз. Они не делали попыток приблизиться к нему, но и он старался держаться от них на расстоянии. Собственно, Элис сама принимала меры предосторожности и держала мужчин подальше друг от друга, а Корбетт принимал это как должное, считая, что его противников мучают зависть и ревность.

Тем временем лорд-канцлер Барнелл слал ему одно недовольное письмо за другим, требуя отчета, но Корбетт не отвечал, втайне надеясь, что все само собой уляжется и забудется, и очень удивлялся, как это первому советнику короля хватает времени интересоваться самоубийством жалкого Дюкета. В чувство Корбетта привел Кувиль. Однажды вечером, через несколько недель после первой встречи с Элис, Корбетт вернулся домой на Темза-стрит, где его ждал кожаный кошель. Хозяйка дома пробурчала что-то насчет того, что его принесли днем. Корбетт поднялся в свою комнату, сломал печать, и в руках у него оказались старый пергаментный свиток и короткая записка от Кувиля, которую он бросил на кровать. Потом он сел и развернул свиток, пожелтевший от времени, потертый, кое-где треснувший и с выцветшим, но искусно написанным текстом на нормандском диалекте.[5] Пропуская цветистые обороты, Корбетт внимательно читал донесение одного из помощников шерифа канцлеру Генриха II. Поглядев в конец, Корбетт разобрал над треснувшей печатью слова: «Писано в Тауэре 2 декабря на 28-м году правления короля» — и, быстро сосчитав в уме, определил, что дело было в 1182 году. Тогда он взял доску для письма и стал заносить на пергамент главное, что было в донесении:

«В начале лета нынешнего года некий Уильям Фиц-Осберт, изменник и распутник, стал призывать людей в нечестивый союз почитающих Сатану и отвергающих сына Марии, как он называл Иисуса Христа, нашего Спасителя. Этот сын дьявола устраивал свои сборища у городских ворот и даже, пользуясь отсутствием нашего доброго короля Генриха, в самом городе. Было установлено, что Фиц-Осберт и его приспешники отправляли тайные обряды, служили черную мессу, во время которой совершали осквернение гостии, а также священных сосудов, статуй и распятий, украденных в лондонских церквях. Фиц-Осберт возвещал приход господина своего Антихриста, который-де сметет с лица земли все зло, под коим он разумел короля, Святую Матерь Церковь и всю власть государства. Время от времени сии тайные сборища, на которых умышлялось на короля, происходили в городских домах или в пустынных развалинах вокруг Тауэра. В город было привезено оружие для приспешников Фиц-Осберта, который собирался поднять людей на восстание, взывая к ним с креста Святого Павла. И еще ему хватило дерзости захватить земли собора Святого Павла, как если бы то был его наследный удел.

Епископ Лондонский, горько сокрушаясь о происходящем, своим письмом отлучил Фиц-Осберта и его приспешников от Церкви, но нечестивец сжег письмо и обещал ту же участь его отправителю. Тогда епископ потребовал от мэра и шерифов Лондона очистить собор Святого Павла и отправить под арест Фиц-Осберта со всей его шайкой. Сразу после Михайлова дня[6] в том же году шерифы, констебли, ополчение из Уолбрука и караульные из Кордуэйнерс попытались освободить собор и его окрестности от еретиков, но понесли большие потери. После этого мэр обратился к лорд-канцлеру с просьбой отозвать солдат из Дувра и Рочестера, а также набрать рекрутов в ближайших графствах — Миддлсексе, Эссексе и Суррее, дабы покончить с бунтовщиками.