Наконец-то закончилась медленная поступь зимы. Подтверждением этого стали зелень у заборов и тёплый ветер. Хоть какая-то радость колонистам. Кстати, закончились занятия в школе. Второгодникам завидовали, потому что не нужно будет на следующий год упираться и, соответственно, уменьшится количество нарядов в туалет за двойки. Ланок был в числе второгодников, поэтому чувствовал себя именинником. Однажды он снова пропал. Оказалось, проникнул в лаз и сидел, полуголый, на крыше водонапорной башни. Увидев его, Сашка, сломя голову, полез к нему. Высунув голову в люк, закричал:
– Зачем залез?
– Загораю, лезь и ты сюда.
– А я подумал, ты снова вниз головой собрался.
– Не-е, нам скоро бежать.
Однако, бежать Ланку не понадобилось. Вечером в новом костюме он влетел в комнату и на постель Сашке высыпал из кулька конфеты «Золотой ключик».
– Сашок, я к тебе прощаться: мать приехала. Сегодня уезжаю домой, на Ро-ди-ну!
Неловко обняв Сашку, он убежал. Ночью Сашка не спал. Ему было болезненно жаль себя, потому что за ним никто и никогда не приедет. Бабушка бы приехала, да где ей, старенькой, сама на иждивении живёт; наверное, только и мечтает, чтоб умереть. Ему надеется не на кого. С этой мыслью, вытерев слёзы, Сашка заснул лишь под утро.
Пришли жаркие июльские дни. Как-то колонну подростков четвёртого отряда выстроили во дворе. Мальчишки знали, что случится дальше, поэтому выражение лиц было у всех восторженным. Но воспитатели, не обращая внимания на возрастающее волнение в шеренгах, не торопясь, провели пересчёт заключённых. Из музыкальной комнаты слышалось нудное попискивание трубы. Наконец ворота распахнулись, и колонна потекла к реке.
Первое купание! Солнце подтянулось к зениту, от зноя щедро осыпались солёными каплями пота лица подростков, а рубашки под мышками и на спинах взмокли. Зелёные просторы, полноводная река – этот вид свободы не на шутку взволновал мальчишек. Все разделись и окунулись в холодную по сравнению с жарким воздухом воду; ощущением иной, полноценной жизни наполнились души их! Вместе с речными волнами, упирающимися в грудь, Сашка почувствовал удары тоски по воле. Надо бежать! Бежать, хотя и одному. Впрочем, одному бежать даже лучше: если поймают, то поколотят и забудут, а если побег групповой, то будут истязать долго, доискиваясь, кто зачинщик. Хватит колебаться, сегодня же побежит! Не заготовил продукты? Пустяки – всё-таки лето.
Медленно шло время до вечерней проверки. Сашка побывал в цеху, где включил в последний раз, – он на это надеялся, – круглый наждак и подправил и без того острый конец «продыха». Сунул его в карман, где у него хранились полпачки махорки, газетка и спички. Наконец дали отбой. Сашка залез под одеяло, оставив на себе рубаху и брюки.
Стало темнеть. Сашка прислушался. Все спали. Он прокрался в коридор. В его конце, в вестибюле, располагался столик, положив голову на который, безуспешно боролся со сном охранник. Всё шло нормально: в туалет не запрещалось ходить и ночью, а там Сашку ждало давно разбитое окно. Одним прыжком он взлетел на подоконник, и вот уже змеёй пополз вдоль здания. Подгоняемый частыми ударами сердца, он достиг присыпанного мусором подкопа. С вышки не увидели, как он пересекал территорию, уже освещённую прожектором. Но подкоп обсыпался, и в него пролезла лишь рука. И железки не было. Неужели опять сорвалось? Пальцами подкоп не расширить. Сашка вспомнил про «продых». «Выручай, родной!». Высококачественная сталь гнулась, но всё же выворачивала куски щебня и кирпича. Он упорно копал, пока руки не онемели. «Может, протиснусь» – подумал. Ура, голова пролезла! Он сжался и пополз дальше. Спина почувствовала нижнюю доску забора. Дёрг, дёрг – ни туда, ни сюда. Влип! Дышать стало трудно. Он из последних сил рванулся и, ободрав о забор спину, вылез обратно. Отдышавшись, снова стал ковырять. Теперь сделал лаз основательно. И ему получилось выбраться! Вот она – никем не охраняемая часть зоны! Пока добрался в темноте до следующего забора, больно поранил босые ноги – тяжёлые ботинки он оставил у кровати, опасаясь, что в них бежать будет трудно. Преодолев забор, он устремился в сторону реки, нёсся с каким–то остервенением, и всё бежал, пока оставались силы.
Силы оставили его у воды. Отдохнув, он пошёл по речному песочку. Исколотые подошвы ног жгло, как будто ступали на битое стекло. Он шёл и думал о том, что в семь часов на поверке откроется побег, в восемь запишут в личном его деле о случившемся, и сразу же сообщат в милицию. Вокзал и речной порт будут о нём знать. Тьма плотно окутала берег. Сашка, решив её переждать, лёг у куста и задремал.
32