Саша Чекалин

Темно и тихо кругом. Долго, очень долго тянется осенняя ночь. Саша ходит, пытаясь согреться. Кружится голова. Ломит и саднит избитое тело. Вчера было теплее, звенела с крыши капель, а ночью подморозило.

Какой сегодня день? Саша, прислонившись к стене, пытается взглянуть в окошко. Он стоит долго, задумавшись, считая по пальцам, вспоминая все дни с момента ухода из партизанского лагеря.

— Среда… — шепчет он. — Четверг… Нет, пятница… — И вдруг словно электрический ток пробежал по телу Саши. — Неужели?! Да ведь сегодня шестое ноября… В самом деле… Точно, шестое ноября… Митя! Митяй!.. — лихорадочно затормошил он своего друга. — Ты знаешь, какой сегодня день?

Митя устало качает головой. Он потерял счет времени с тех пор, как находится здесь, в подвале.

— А я знаю… — возбужденно шепчет Саша. — Сегодня шестое ноября! А завтра годовщина Великой Октябрьской революции!.. Помнишь, как мы в прошлом году ходили на демонстрацию… Пели песни… веселились. Я еще тогда фотографировал…

Закрыв глаза, прислонившись горячим лбом к стене, он видит: колышутся красные полотнища знамен на площади. Звучат песни… Эх, если бы только он был на свободе! Саша еще не знает, что бы он тогда сделал. Может быть, пробрался бы в школу и на крыше вывесил флаг. Или бросил гранату в комендатуру. Но обязательно что-то такое он сделал бы.

— Знаешь, Митяй… — говорит он после долгого молчания, широко открыв глаза. — Если меня поведут на допрос или на смерть, я так покорно не пойду… Вот увидишь! Даю тебе слово.

Наступил рассвет и вместе с ним хмурый, сумрачный день 6 ноября. Вскоре заскрипела дверь. В подвал вошли трое полицейских. Старший из них, Чугрей, пытливо оглядев партизан, нахмурился.

— Кого из вас первого вешать вести? — спросил он.

Саша взглянул на Митю. Тот лежит. Тогда Саша вышел вперед, загораживая от полицейских своего друга Митю.

— Ведите меня… — громко ответил он. — Думаете, испугались? Не испугаемся!

— Тебя-я? Значит, сам напрашиваешься? — спросил полицейский. Он уже имел распоряжение, кого первого вести, и говорил просто так, издеваясь. Скрутив Саше руки, полицейские вывели его из подвала.

— Держись, Митяй!.. — крикнул уже за порогом Саша.

Митя, приподнявшись на соломе, глядел ему вслед. Своего друга он видел в последний раз.

Утро пришло туманное, холодное, с порывистым северным ветром. Медленно прояснялось небо в тяжелых клочковатых облаках, низко нависших над деревьями.

С утра в городе распространился слух, что на площади будут вешать партизан. Откуда это стало известно, никто толком не знал.

Ровно в полдень полицаи начали сгонять народ на площадь. Собирать пришлось долго — никто добровольно не шел.

На нижнем суку ясеня, одиноко стоявшего посреди площади, чернела, покачиваясь от ветра, веревочная петля.

Люди хмуро косились на нее, на толпившихся в стороне гитлеровцев и тихо переговаривались.

Полицейские и солдаты из комендатуры усердствовали: народ все прибывал, заполняя площадь и прилегавшие улицы.

Вскоре из комендатуры вывели босого, со связанными руками Сашу Чекалина.

Теперь, когда на него смотрели сотни глаз своих, непокоренных советских людей, Саша снова ощутил необыкновенный прилив сил. Предстоящей смерти он не боялся. Теперь, когда остались считанные минуты жизни, он не думал о том, что там, на площади, ожидает его. Пускай все видят, что фашисты не сломили его, что он их по-прежнему не боится, никого не боится.

Саша замедлил шаги. Приостанавливался, шел с гордо поднятой головой, в черных волосах которой, словно прядки седины, запутались соломинки.

Конвоиры кричали на него, подталкивая штыками, по он продолжал упираться. Там, где ступали босые, почерневшие ноги Саши, на снегу оставались ярко-красные следы.

Толпа заколыхалась, загудела. Гневный рокот волной прошел по площади и стих.

Все услышали звонкий, вздрагивающий голос Саши.

В его словах звучали насмешка, презрение к врагу:

— Держите крепче, все равно убегу… Развязали бы мне руки… Боитесь, трусы… Все равно убегу…

Он рвался, кричал, быстро оглядывался по сторонам, ища кого-то глазами.

— Товарищи, бейте фашистов… не взять им Москвы… Не победить нас…

И каждому советскому человеку, стоявшему на площади, казалось, что это к нему обращается Саша с пламенным призывом…

Страшны и незабываемы были эти минуты для собравшихся на площади жителей города.

Увидели люди, какая сила, какая неукротимая воля к жизни, к борьбе у этого рослого, стройного юноши с ярко горевшими карими глазами на смуглом, обветренном лице, необычайно красивом и мужественном в эти минуты.

Наташа стояла у ограды, судорожно вцепившись в прутья железной решетки. Вместе с ней были Володя, Вася и Егор. Когда из комендатуры вывели Сашу, они поняли: поздно! Они опоздали, и Саше уже ничем нельзя помочь. Но они не могли, не в силах были стоять вот так на месте и смотреть.

Егор и Вася, расталкивая людей, все ближе продвигались к виселице, окруженной цепью солдат. Наташа тоже рвалась вперед, но чьи-то сильные руки удерживали ее сзади.