Сарторис

– Знаю, – удрученно отозвался он. – Знаю.

Была уже середина июня, и запах пересаженного мисс Дженни жасмина, волна за волною вливаясь в дом, оставался в нем постоянно, как затихающие отзвуки виолы. Ранние цветы уже отошли, птицы склевали вею землянику и теперь целыми днями сидели па фиговых деревьях, ожидая, когда поспеют плоды; дельфиниум и циннии цвели без всякого участия Айсома, которого, поскольку Кэспи более или менее вернулся в нормальное состояние, а до сбора урожая было еще далеко, можно было найти на теневой стороне живой изгороди, где он огромными садовыми ножницами по одному срезал листья с веток, а когда мисс Дженни возвращалась в дом, уходил из сада и остаток дня лежал на берегу ручья, надвинув на глаза шляпу и придерживая пальцами ног бамбуковую удочку.

Саймон ворчливо слонялся по усадьбе. Его полотняный пыльник в цилиндр собирали пыль и мякину на гвозде в конюшне, а лошадь нагуливала жир, лень и дерзость на лугу. Теперь пыльник и цилиндр снимали с гвоздя, а лошадей запрягали в коляску только раз в неделю – по воскресеньям – для поездки на богослужение в город. Мисс Дженни сказала, что она слишком стара, чтобы ставить под угрозу вечное блаженство, гоняя в церковь со скоростью пятьдесят миль в час, что грехов у нее уже столько, сколько она может позволить себе при нормальном образе жизни, и к тому же она должна еще как-то водворить на небеса и душу старого Баярда, особенно теперь, когда они с молодым Баярдом носятся по округе, ежедневно рискуя сломать себе шею. О душе молодого Баярда мисс Дженни не беспокоилась – у него души не было.

Он между тем ездил по ферме и в своей обычной холодной манере подгонял арендаторов-негров или, надев штаны цвета хаки ценою в два доллара и высокие сапоги стоимостью в четырнадцать гиней, возился с сельскохозяйственными машинами и с трактором, который по его настоянию приобрел старый Баярд, – словом, временно превратился в почти цивилизованного человека. В город он теперь ездил лишь изредка и по большей части верхом и в общем проводил свои дни настолько благонравно, что его дед с тетушкой даже немного нервничали, полагая, что это не к добру.

– Попомните мои слова, – сказала мисс Дженни Нарциссе, когда та снова приехала к ней с визитом. – Он до поры до времени держит свои дьявольские штучки при себе, но в один прекрасный день они все вырвутся наружу, и тогда хлопот не оберешься. Бог знает, что это будет – может, они с Айсомом сядут на автомобиль и на трактор и устроят скачки с препятствиями… А вы зачем к нам пожаловали? Еще письмо получили?

– Я получила еще несколько, – рассеянно отвечала Нарцисса. – Я коплю их, пока не наберется достаточно для книги, и тогда привезу вам все сразу.

Мисс Дженни сидела напротив, прямая, как заправский гвардеец, с присущей ей холодной деловитостью, которая заставляла незнакомых людей и коммивояжеров заикаться в предчувствии неудачи еще до того, как они начинали излагать свои предложения. Гостья сидела неподвижно, положив на колени мягкую соломенную шляпу.

– Я просто заехала вас навестить, – добавила она, и в лице ее на какую-то долю секунды мелькнуло выражение такого глубокого и безнадежного отчаяния, что мисс Дженни выпрямилась еще больше и устремила на гостью пронизывающие серые глаза.

– Что случилось, дитя мое? Надеюсь, этот человек не явился к вам в дом?

– Нет, нет.

Выражение исчезло, но мисс Дженни все еще смотрела на нее своими проницательными старыми глазами, которые, казалось, видят гораздо больше, чем вы думаете – или хотите.

– Может быть, я немного поиграю на рояле? Я уже давно не играла.

– Ну что ж, – согласилась мисс Дженни, – сыграйте, если вам хочется.

Рояль был покрыт пылью. Нарцисса изящным движением открыла крышку.

– Если вы дадите мне тряпку…

– Ничего, я сама вытру, – заявила мисс Дженни и, задрав подол юбки, принялась яростно тереть клавиши. – Ну вот, теперь все в порядке.

После этого она выдвинула из-за рояля стул и уселась. Задумчиво и с некоторым любопытством она продолжала смотреть на профиль гостьи, но вскоре старинные мелодии разбередили ей память, глаза ее смягчились, и воспоминания о безвозвратно ушедших в небытие днях и все еще не побежденных заботах самой мисс Дженни поглотили и гостью, и тревогу, на мгновенье промелькнувшую в ее лице, и она не сразу заметила, что, играя, Нарцисса тихонько плачет.

Мисс Дженни наклонилась вперед и коснулась ее руки.

– А теперь расскажите мне, что случилось, – скомандовала она. И Нарцисса, все еще плача, своим низким контральто рассказала ей все.

– Гм, – произнесла мисс Дженни. – Этого следовало ожидать от человека вроде Хореса, которому больше нечего делать. Не понимаю, почему вы так огорчаетесь.

– Но эта женщина! – Нарцисса вдруг всхлипнула, как ребенок, и закрыла лицо руками. – Она такая грязная!

Мисс Дженни вытащила из кармана юбки мужской носовой платок и протянула его гостье.

– Что вы этим хотите сказать? Она что – не любит умываться?

– Да нет, совсем не то. Она… она… – Нарцисса вдруг отвернулась и опустила голову на рояль.