Сарматы

Но не только осмотр города пробудил в Умабии радостные чувства. Существовала еще одна причина, и причине этой было имя — Кауна. Будучи на Агоре, Умабий воспользовался тем, что Котис остановился у лавки торговца свитками и увлекся чтением одного из них, взял Кауну под локоть, отвел ее в сторону. Теперь ему было наплевать на приличия и на неподходящее для подобного разговора место. Нетерпение и желание утвердиться в своих догадках подвигли его сделать этот шаг.

— Ты обижена на меня?

— Разве телохранитель имеет право обижаться на своего хозяина? — В голосе девушки чувствовалась ирония с легким налетом обиды.

— Ты для меня больше, чем телохранитель и друг.

— Что же может быть больше?

— Я тебя…

— Не забывайся. У тебя есть жена. Я — воин, а воину не нужны воздыхатели.

— Ты говоришь неправду, я это знаю.

Лицо девушки залила краска смущения. Она отвернулась, отошла к беседующим о чем-то Квинту и Горду. Слова Умабия попали в цель. Теперь он еще более уверился — чувства девушки взаимны, но еще существовали преграды, мешающие их сближению. Одной из преград мог стать римлянин Квинт, с которым Кауна дружила, или молодой боспорец, выброшенный ею за борт.

По возвращении на корабль Умабий увидел, как боспорец подошел к девушке, извинился за то, что произошло ночью, и вручил подарок — небольшую, размером с ладонь, терракотовую статуэтку Афины Паллады. До Умабия донеслись слова Квинта:

— Она похожа на тебя!

Умабий кинул взгляд на подарок. Римлянин был прав — Афина, простоволосая, вооруженная копьем и щитом, была похожа на сарматскую деву-воительницу. Умабий пожалел, что это не он одарил девушку, и почувствовал укол ревности, хотя глубоко в душе чувствовал — ни Квинт и ни боспорец Бардус не нужны Кауне. Более серьезной преградой было его положение в племени и женитьба на Торике.

* * *

На следующий день кораблям Котиса выйти в море не удалось. Правители города узнали о присутствии в нем брата боспорского царя и сарматского посольства, явились на корабль и упросили Котиса погостить в Афинах еще несколько дней. Котис согласился остаться в Афинах на пять дней, что дало Умабию возможность ближе узнать город и его обитателей.

Задержкой посольства воспользовался Харитон. Корабль Фотия в тот же день покинул Пирей и направился к Бурундзию. Там, пользуясь письмом Митридата, Харитон, как посланник боспорского царя, получил у муниципального декуриона пропуск, дающий право беспрепятственно следовать в направлении Рима. По пути в Рим Харитон посетил виллу Сервия Цецилия в пригороде Капуи. Ту самую виллу, где он влачил пусть и не жалкое, но все же унизительное для него существование в качестве раба. Поговорив с управителем, он узнал, что с приходом к власти Клавдия его бывший хозяин Сервий Цецилий предпочитает большую часть времени проводить в Риме, так как является приближенным императора. Выведав у знакомых слуг нужные сведения о Цецилии, Харитон отправился дальше. Спустя два дня Аппиева дорога привела его в Рим.

Глава четвертая

В шестую Олимпиаду, через двадцать два года, как была учреждена первая, Ромул, сын Марса, отомстив за несправедливость по отношению к деду, в Парилии, на Палатине, основал город Рим.

Валлей Патеркул

Восемь темнокожих и атлетически сложенных рабов-нубийцев в желтых набедренных повязках медленно шагали по одной из главных улиц Рима — Таберноле. Их мускулы были напряжены, тела блестели от пота. День выдался жарким, а ноша нелегка. В крытом синей шелковой тканью паланкине, развалившись в кресле, восседал их господин — пухлолицый, губастый и довольно объемный телом Сервий Цецилий. За носилками шли шестеро телохранителей-гладиаторов. Сервий имел в Риме свою небольшую гладиаторскую школу, готовившую гопломахов, чем немало гордился. Кроме телохранителей, носилки сопровождали трое слуг, один из которых шагал впереди, время от времени выкрикивая одну и ту же фразу:

— Дорогу Сервию Цецилию! Дорогу сенатору Рима!

Но на этом процессия не заканчивалась. За паланкином Сервия чернокожие рабы несли носилки с его супругой Лукерцией, за которыми в свою очередь шли дюжие гладиаторы и служанки.