Сапиенс как вирус

– Кем я только не был, – возмутился остывающий плазмоид. – Человеческим симбионтом, человеком, программой, почти богом, но раскаленной лепешкой?! Давайте быстрее, тесно мне тут!

«Вирусапиенс?» – удивился Дмитрий.

– Пошли! – согласился Жора.

– Вы идите, а я домой, – вдруг заявил Вячеслав. – Нужно с родителями определиться, – оправдался он.

Вспыхнула над землей светящаяся линза, рассыпая кучу искр и закручивая воздух в большую мерцающую воронку.

– Постой! – воскликнул Дмитрий. – Ты не мог бы и за моей мамой присмотреть? – сказал и смутился.

Пугачев улыбнулся, кивнул и провалился в воронку, ставшую тут же выпуклой полупрозрачной мембраной. Через секунду и она рассеялась, остался только едва заметный, зыбкий силуэт в воздухе.

– Не сметь! – взревел Потемкина, когда ПервоДим попробовал вмешаться в его чувства и избавить от затопившего душу стыда. И удивился, ощущая, что тот исчез, как будто спрятался от его гнева. «И я решил, что Славка недостаточно человечен, а сам? С тех пор, как стал изменяться, только и делаю, что забываю о маме, – он страдал и в то же время чувствовал радость от того, что снова может переживать. – Так нельзя!»

– Но ты должен спасать мир, – ПервоДим подал голос, но в его словах уже не было той уверенности, что давила на Потемкина последние часы.

– Если для того, чтобы спасти Вселенную нужно перестать быть человеком, это одно, а если я не должен страдать, потому, что тебе так хочется убивать любые чувства, тогда мне придется вырвать тебя из своей головы.

ПервоДим молчал.

Вспоминая последнюю вспышку своего второго «Я», Потемкин пожалел, что произнес последние слова. Он понимал, что может ошибаться.

– А твои родители? – спросил нерешительно.

Эмоции накрыли, не давая вздохнуть.

– Отец подорвался на мине, когда мне было пять, – выдохнул ПервоДим и Дмитрий не смог сдержать слезы, хлынувшие из глаз. – Мать убили пьяные солдаты.

Дмитрий попытался справиться с навалившимся отчаянием, Вспоминая свою маму, ее теплые руки на голове, улыбнулся и вдруг ощутил, что страдания ПервоДима стихают. Прошло несколько мгновений, и он понял, что может управлять эмоциями не хуже своего двойника.

– А та девушка, – попробовал он закрепить успех. Внутренне сжался, ожидая шторма, но ПервоДим лишь устало прошептал.

– Светлана? Она, как мать, такая же добрая и…

Странно, когда часть твоей души рыдает, а часть удивляется.

Именно эти два несовместимых чувства испытывал Потемкин.

– Ее звали Светлана?

– Слушайте, давайте уже заканчивать рыдать! Времени… – попробовал сунуться Жора и тут же ойкнул и исчез, когда на него обрушились сразу два возмущенных Дмитрия.

– Он прав, – согласился ПервоДим, и Потемкин приготовился к прыжку.

– Пошли! – кивнул он Жоре. – Гуорк на тебе.

Хлопок, другой. Добровик, появившийся в зале через минуту, застал одного Емельяна, бродившего среди множества неподвижных тел, разложенных на невысоких постаментах. Они словно ожидали прихода патологоанатома, а появился он – реаниматор.

* * *

– Нифигасе как вырос! – задохнулся Жора, выпрыгивая из искрящейся воронки.

Выворачивая шею, он задрал голову к небу, пытаясь различить, где заканчивается громадный мерцающий в темноте пузырь. Вершина гигантского купола исчезала в темных тучах, затянувших небо, но и по видимой части можно было понять, что это проявление Демона в земной реальности выросло до невероятных размеров – не меньше полукилометра в диаметре.

Темная масса, нависая над маленьким человеком, редко пульсировала, временами напоминая гигантское сердце, временами – когда изнутри просачивался яркий свет – глаз великана.

Выходя следом, Дмитрий пропустил выплывающего в полумрак гуорка, громко цыкнул, всматриваясь в мерцающую поверхность аморфа.

– Да уж! – выдохнул он.

Пузырь, казалось, почувствовал появление людей: гладкий бок его задрожал, покрываясь мелкой рябью. Затем в мутной глубине зашевелились неясные тени, вспыхнули световые пучки и устремились к маслянистой полупрозрачной поверхности. То приближаясь, то удаляясь, сполохи света прорывались наружу, выхватывая из окружающей фиолетовой темноты развалины домов. С каждой секундой свечение становилось все сильнее, сотрясения почвы ощутимее.

Аморф загудел. Еще мгновение, и он взорвался тысячами сияющих шипящих канатов. Фантастические по своей мощности разряды сорвались с его поверхности. Энергетические жгуты изогнулись и, образуя гигантские арки, ударили в землю. Почва под ногами треснула, заходила ходуном и начала шумно проваливаться. В воздух тут же поднялись тонны мелкой взвеси и каменной крошки.

Дмитрий отступил на несколько шагов, закашлялся: пыль, противно поскрипывая на зубах, мгновенно заполнила рот, запорошила глаза, мешая сосредоточиться. Разглядеть, что творится вокруг, даже при помощи расширенного зрения, не удавалось. Он отошел еще на несколько шагов назад, затем, когда почувствовал открывающуюся под ногами пустоту, прыгнул подальше.

Из-за плотных туч выплыла полная луна, нечеткий силуэт с трудом проступал сквозь серую завесу. Потёмкин удивленно разглядывал светлый диск, когда услышал мысль ПервоДима: