Сапфировый перстень

Они вошли в помещение и, когда глаза привыкли к темноте, увидели на полу в луже крови тело Петуха. Мастаф вырвал ему горло.

— Нергал с ним, — равнодушно произнес Фархид, к которому вернулся его прежний начальственный тон. — Зажги факел, — приказал он Слону, — и давайте за дело.

Тот повиновался. Когда факел разгорелся, они увидели, что помещение доверху набито тюками с материей.

— Смотрите внимательно, нам нужен только шелк, — предупредил главарь. — И пошевеливайтесь!

Втроем они быстро вынесли по нескольку тюков и сложили их вдоль забора. Фархид повторил тот же прием с крюком, который недавно выполнял несчастный Петух, и, взобравшись на верх забора, тихо свистнул. Услышав ответ от своих дозорных, он склонился к ожидавшим его распоряжений Конану и Слону и скомандовал:

— Слон, залезай наверх, а ты, киммериец, будешь кидать ему тюки, да побыстрее — надо успеть до обхода стражи.

Работа закипела, и скоро кучка тюков уже лежала вдоль забора с внешней стороны. Теперь предстояла не менее важная часть воровского Дела: надо было, стараясь не попасться на глаза стражникам, обходившим ночью этот квартал, перенести добычу в тот дом в конце базара, где они встретились. Конечно, если бы стражники их увидели, грабителям пришлось бы расправиться с ними — но тогда надо было уничтожать весь дозор, а это не всегда получалось, в стражу тоже набирали не одних лопоухих и безруких. Ночные старания могут пойти насмарку — что толку грабить, если наутро весь город будет знать, что произошло и где спрятана добыча.

В этот раз Бел-покровитель повернулся к шайке воров Фархида лицом. Главарь подозвал на помощь еще двоих, и впятером они достаточно быстро перенесли все тюки с шелком в потайное место.

— Удачно, клянусь богами, — радостно потирая руки, ухмыльнулся Фархид, — теперь неплохо бы и пропустить по кувшинчику винца. Я угощаю. А ты неплохой боец, из тебя, пожалуй, выйдет толк, — похвалил он киммерийца. — Быстро ты расправился с мастафом. Жаль, что он не на меня напал, иначе конец был бы еще более скорым, — не преминул добавить предводитель шайки.

«Да уж, — подумал про себя варвар, — тебя бы он загрыз гораздо быстрее, чем я его зарезал». А вслух с почтением в голосе произнес:

— Конечно, клянусь Кромом, ты, наверное, уже много раз побеждал таких свирепых псов, а мне еще только предстоит научиться у тебя этому.

— Но прежде, чем идти к Абулетесу, — вдруг спохватился Фархид, — ты, киммериец, и ты, Слон, уберите куда-нибудь то, что осталось от Петуха. Лучше, если никто не узнает, что там были мы.

Тем же путем, как и в первый раз, они перелезли через забор, завернули несчастного Петуха в кусок ткани, перетащили на улицу и отнесли к каналу, благо он был рядом.

Конан сделал несколько шагов от берега, и вдруг все вокруг заволокло красноватым туманом. Падая на пыльную песчаную тропинку, он почувствовал острую боль в спине, в голове пронеслись, сталкиваясь друг с другом обрывки мыслей: «…надо повернуться назад… что это?… Обернись, обернись!… Нет сил… конец… все…»

Да, замориец может улыбаться и кланяться: «Все хорошо, почтеннейший, все хорошо», а стоит чуть зазеваться, тут же этому почтеннейшему и нож в спину…

— Вот так, вонючая киммерийская падаль, это тебе за вчерашнее, — криво улыбаясь и вытирая о безрукавку Конана кинжал, пробормотал Слон. — Мы своих обид не прощаем. А тебя теперь сожрут бродячие псы!

* * *

Он бежит, спотыкаясь и падая, вновь встает и продолжает карабкаться по каменистым обломкам. Лай приближается, кажется, его вот-вот настигнут… Последние ступени, заветная дверь, он хватается за ручку, дергает, дергает — никак не открыть… Вожак стаи делает прыжок, он бьет по оскаленной морде, которая брызжет бешеной слюной прямо в его лицо… Дверь распахивается, он судорожным движением проскальзывает внутрь, поворачивается, чтобы запереть засов…

«Вот и ты, киммериец!» — не голос человека, но рык зверя. Он поворачивает голову — поздно, уже ничего не сделать: огромное копье вонзается ему в спину… адская боль…

…Эта боль продолжает терзать его, он не может даже спокойно прилечь, чтобы чуть-чуть перетерпеть, превозмочь ее. Их много, может быть, десятки, может, сотни. Свирепые, в черных коротких гладиаторских туниках, они хватают его, перебрасывают от одного к другому, и каждый бьет по ране — это уже невозможно вынести, нет таких человеческих сил, кажется, что он сейчас лопнет, как бычий пузырь. В мозгу вспыхивает яркий, ослепительный, сжигающий свет… и наступает желанная прохлада, вокруг роща из раскидистых деревьев. Тропинка извивается среди громадных, замшелых стволов…