— Твоя машина превратилась в хлам.
— Это просто машина. Ее можно заменить. Тебя — нет.
Что это значит? Почему его это заботит? Он видел меня в течение 15 минут во время испытаний, потом ещё 15 минут, когда приехал на склад и просил прокатиться с ним, затем мы не общались три года.
— Как ты в этом замешан?
Улыбка погасла. Словно солнце зашло за тучи. Я почувствовала, словно минута молчания была бы кстати.
— Только не снова, — сказал он.
— Да, снова. Мне необходимо найти Холли.
— Какая часть предложения «оставь это» тебе непонятна?
— Та, где ты продолжаешь вмешиваться в мое расследование и убивать людей, которых мне необходимо допросить.
— Допросить? Вероятно, я не совсем понимаю значение этого слова, потому что с того момента, как мы последний раз встретились, ты, занимаясь тем, что постоянно задавала людям вопросы до тех пор, пока они не захотели тебя убить.
— Ты даже не поблагодарила меня за слона. Когда кто-то спасает твою жизнь, предполагается, что ты чувствуешь благодарность. У вас здесь есть законы, запрещающие выражение признательности?
Ах ты ж…
— Огромное спасибо тебе, Алессандро, за оказание помощи, в которой я не нуждалась. Я очень ценю, что ты выкроил время из своего делового расписания, заключающегося в позировании для «Инстаграма», разбил свою шикарную машину, и все ради того, чтобы убить каждого, кто, возможно, мог бы пролить свет на это расследование. Большое, огромное тебе спасибо!
Мы посверлили друг друга взглядами.
Он поднял брови.
— Подожди, я понял. Раз ты настроена делать обратное от того, что я говорю тебе, давай попробуем по-другому. Не оставайся дома, Каталина. Не бросай это дело. Не оставайся в безопасности. Это работает? Пожалуйста, скажи мне, что это так.
— Боже, ну ты придурок, — вырвалось у меня.
Алессандро парировал:
— Какой грязный ротик. Какие возможности.
— У тебя нет никаких возможностей с моим ртом! Ни у кого нет никаких возможностей с моим ртом! — Я же не сказала этого вслух, правда?
Он засмеялся. Он
— Алессандро, Холли всего семнадцать. Она ни в чем не виновата. Что бы ни сделала ее мать, или чего она не сделала, Холли не должна за это расплачиваться. Расскажи, что происходит, и я смогу найти ее. Неужели у тебя нет ни капли сострадания?
— Чем быстрее ты осознаешь, что я ничего тебе не скажу, тем проще нам будет. Сдавайся, Каталина. Это решено.
Он повернул на нашу улицу.
— Останови машину.
«Альфа» остановилась с металлическим скрежетом. Я отстегнула ремень безопасности.
— Каталина, позволь довезти тебя до двери. Я знаю, у тебя болит нога.
Я выбралась из машины, прижав к себе клинок и свою собачку.
— Не строй из себя героиню, — крикнул он.
Жаль, что у меня нет третьей руки показать ему средний палец. Я промаршировала к будке охраны, изо всех сил стараясь не хромать.
— Эй! — крикнул он. — В конце концов мы все-таки покатались!
— Чтоб ты сдох.
Я дошла до будки, позади послышался скрежещущий звук удаляющейся «Альфы».
Двое охранников в будке уставились на меня. Я увидела свое отражение в зеркале, когда проходила мимо. Большая часть меня была покрыта равномерным слоем грязи и пыли от лежания на полу в торговом центре. Кровь забрызгала лицо, шею и белую водолазку. Кусочки черепа и мозгов Селии застряли в волосах. Две дырки от пуль украшали плащ, одна прямо посреди груди и ещё одна немного левее.
Прекрасно. Просто прекрасно.
Грязная, всклокоченная собачка тихонько заскулила у меня в руках.
— Да, в курсе я! — Мы с ней были идеальной парой.
Если я пройду в таком виде через парадную дверь, у моей семьи случится коллективный апоплексический удар. Нужно привести себя в порядок. Лучшим выходом для меня будет пройти через гараж, вымыть там хотя бы лицо и руки, а затем попытаться пробраться наверх в свою комнату. Значит, придется обойти склад кругом.
Я повернула в узкий проход между складом и бетонной стеной, отделяющей его от соседней автопарковки, и похромала туда.
Ой. Ой.
Я никогда не осознавала, насколько большую площадь мы занимаем.
Ой.
Нам, правда, нужен такой большой склад?
Собачка снова заскулила, с какой-то собачьей грустью.
— Тсс, ты нас разоблачишь.
Наконец я повернула за угол. Большие промышленные складские ворота были открыты, и гараж изнутри казался пустынным. Все было на своих привычных местах: Кирпичик и Ромео, любимицы бабули, стояли, накрытые брезентом, бронированный Хамви, который мы использовали для опасных вылазок, был тут, как и последнее приобретение бабули — гусеничный вездеход средних размеров, стояв посреди помещения.
Кособокое сплетение голубой шерсти на круговых спицах лежало на рабочем столе. Невада как-то сказала бабуле Фриде, что другие бабушки вяжут вещи своим внукам. С тех пор она регулярно делала мужественные попытки связать что-нибудь в подарок для каждой из нас, и предполагалось, что нынешний Гордиев узел — это мой свитер. Она обычно брала его с собой, когда заканчивала дела в гараже.
Я остановилась и прислушалась. В помещении стояла тишина. Никакого движения. Горизонт был чист.
Может, бабуля Фрида отправилась внутрь, чтобы принять душ.