Сапфировая книга

— А где сейчас Гидеон? — спросила я нетерпеливо. — В больнице?

— Нет. Он отдыхает… я надеюсь. В больнице ему сделали компьютерную томографию, и, поскольку, слава богу, она была без изменений, он тут же сам себя выписал. Вчера вечером совершенно неожиданно приехал его брат…

— Я знаю, — сказала я. — Мистер Уитмен записал сегодня Рафаэля в школу Сент-Леннокс.

Я услышала, как мистер Джордж глубоко вздохнул.

— Юноша сбежал из дому, после того как наделал дел с друзьями. Сумасшедшая идея Фалька — оставить Рафаэля в Англии. В это турбулентное время нам всем — и в первую очередь Гидеону — есть чем заняться, кроме как приглядывать за строптивыми юношами… Но Фальк никогда не мог отказать Зеиине, и, кажется, это последний шанс у Рафаэля, чтобы получить документ об окончании школы — вдали от друзей, которые так плохо на него влияют.

— Зеиина — это мать Гидеона и Рафаэля?

— Да, — сказал мистер Джордж. — Женщина, от которой они оба унаследовали прекрасные зеленые глаза. Ну что ж, мы пришли. Ты можешь снять повязку.

На этот раз мы были одни в подвале.

— Шарлотта сказала, что вы в этих обстоятельствах отмените визиты в восемнадцатый век, — сказала я с надеждой. — Или отложите? Ну, чтобы у Гидеона было время восстановиться, и чтобы я, может быть, еще немного поупражнялась…

Мистер Джордж покачал головой.

— Нет. Мы этого не сделаем. Мы примем все меры предосторожности, которые только можно предпринять, но графу очень важно соблюсти этот плотный график. Гидеон и ты отправитесь послезавтра на суаре, это точно решено. Есть у тебя какие-нибудь предпочтения касательно года, куда бы ты хотела отправиться для элапсации?

— Нет, — сказала я подчеркнуто равнодушно. — Это все равно не имеет значения, если сидишь в запертом подвале, не так ли?

Мистер Джордж осторожно освободил хронограф от бархатной ткани.

— Действительно. Гидеона мы обычно отправляем в 1953 год, это был спокойный год, мы только должны следить, чтобы он там сам с собой не встретился. — Он улыбнулся. — Я представляю, что это должно быть довольно жутко — оказаться где-нибудь запертым с самим с собой. — Он погладил себя по животу и задумчиво посмотрел перед собой. — Что ты скажешь насчет 1956 года? Тоже был очень спокойным.

— Отлично, — сказала я.

Мистер Джордж протянул мне фонарик и снял с пальца перстень.

— Только на случай… не бойся, никто не придет — ночью, в полтретьего.

— Ночью в полтретьего? — повторила я в ужасе. И как я должна среди ночи пробраться к дедушке? Ни один человек не поверит, что я могла заблудиться в подвале ночью в полтретьего. Может, вообще никого не будет в здании. Тогда всё было бы напрасно! — О, мистер Джордж, пожалуйста, не надо! Не посылайте меня ночью в эти страшные катакомбы, совсем одну!..

— Но, Гвендолин, это же неважно — глубоко под землей, в закрытом помещении…

— Но я… я… ночью боюсь! Пожалуйста, вы не можете меня одну… — Я была в таком отчаянии, что почти плакала, мне даже не нужно было притворяться.

— Ну хорошо, — сказал мистер Джордж, глядя успокаивающе своими маленькими глазками. — Я забыл, что ты… Возьмем другое время суток. Ну, скажем, три пополудни?

— Намного лучше, — сказала я. — Спасибо, мистер Джордж.

— Не за что. — Мистер Джордж отвел ненадолго взгляд от хронографа и улыбнулся мне. — Мы действительно требуем слишком многого от тебя. Думаю, на твоем месте я бы тоже не хотел оказаться один в подвале. Особенно, если вспомнить, что ты порой видишь вещи, которые не видят другие…

— Да, спасибо, что напомнили об этом, — сказала я. Ксемериуса здесь не было, а то он страшно бы обиделся на слово вещи. — Как там было насчет могил со скелетами и черепами сразу здесь, за углом?

— О, — сказал мистер Джордж. — Я не хотел тебя еще больше напугать.

— Не волнуйтесь, — сказала я. — Я не боюсь мертвых. В отличие от живых они — по моему опыту — не делают ничего плохого. — Я увидела, что мистер Джордж удивленно поднял бровь, и быстренько добавила: — Конечно, они все равно жуткие, я бы ни в коем случае не хотела ночью сидеть рядом с ними в катакомбах… — Я протянула руку, другой прижимая портфель к груди. — Возьмите в этот раз безымянный палец, его еще не брали.

У меня сердце колотилось, как сумасшедшее, когда я вытащила ключ из тайника в стене и развернула записку, которую оставил Лукас. В ней были только латинские слова, ничего личного. Пароль на этот день был необычно длинным, и я даже не стала пробовать выучить его наизусть. Я взяла шариковую ручку из пенала и записала его у себя на ладони. Лукас нарисовал план подвального помещения. Согласно этому плану мне нужно было, выйдя из двери, держаться правой стороны, потом трижды повернуть налево, чтобы оказаться у подножья большой лестницы, где должны стоять первые охранники.