Соврать, что вылил? Потерял? Мо точно знает, что Хартман перехватил ее, — кто-то донес. Случайно выронил? Кассар будет пытать его — Создатель свидетель, одного взгляда на зловещее выражение его лица достаточно, чтобы перестать в этом сомневаться. А Дик боялся переломов: ноги — это его все. Его деньги, его работа, его еда.
— Я в последний раз спрашиваю — где ампула?
Хозяин дома злился так, что в подвале трещал от напряжения воздух. Пленник, не отрываясь, смотрел ему на руки — на вздутые бугры бицепсов и часть татуировки, виднеющуюся из-под рукава футболки. Железные бицепсы. Стальные. И, если на шее сожмутся пальцы, то уже не разожмутся — Мо слишком зол. Двадцать пять кусков — это, конечно, здорово — вот бы порадовалась Дженна, — но жизни они не стоят.
Хартман пошевелил затекшими от тугих веревок запястьями.
— Я ее… вылил.
— Она же была закрыта?!
— Отломил горлышко. И вылил.
— На землю?! — взревели так, что он вздрогнул и вжал шею в плечи.
Его закопают тут же. В подвале. Присыплют земелькой, кинут сверху доски, и забудут, как звали.
— Девке. Какой-то девке.
— Девке?
— Да, в стакан с соком.
— Что?
Кажется, от ответа опешил даже Кассар. Вот только проступили и заходили на его щеках желваки, вздулись на шее вены, и сжались в кулаки пальцы. Нет, не к добру. Изобьет. Или не сдержится — убьет…
И хриплый вопрос следом:
— Зачем?
Зачем? Создатель свидетель, Хартман и сам не знал — зачем. Запаниковал. Захотел избавиться от «груза», ступил, побоялся выплеснуть содержимое на землю — вдруг то как-то можно было использовать, если оно… в человеке? А в девке, лучше, чем в мужике. Девки сговорчивее, на них проще давить, если придется… Глупые объяснения, нелогичные — лучше бы просто отдал, ей Богу. Но на логику после вчерашней обкурки уповать не приходилось. А ведь Нэт убеждал: «Не наркота. Это просто трава для настроения. Без побочки…» Да, без побочки. Если не считать последствием тот факт, что температура тела Дика почему-то упала до тридцати двух с половиной градусов, отчего последнего постоянно трясло — не спасала ни жара, ни одежда, ни принятые после лекарства. Говеное стечение обстоятельств. А теперь еще и Марио… Хартман решил, что уйти из дома Кассара живым, будет его главным и самым лучшим достижением на сегодня, а, может, и на всю оставшуюся жизнь.
— Я вылил его девке, которая сидела на лавке, — забормотал он быстро и невнятно. — Она меня не видела. В сок. Я не запомнил ее лицо, но, если будут записи с видеокамер, я покажу. С белыми волосами такая… молодая.
— Девке… — обреченно повторил Кассар, опустил лицо, а после молчал так долго, что привязанный к стулу человек начал молиться. Что-то зависело от этой ампулы для Мо, что-то очень важное. Как и для Грегори. Как будто сама жизнь. И Хартман все испортил, потому что девка — нет, девка не вариант. Все. Конец. Наверное, это конец… Ведь так бывает?
Тоскливая мысль, одинокая. Спустя минуту Дик почувствовал, что еще немного, и он заплачет — не выдержат нервы. Мужик, и расклеится. Потому что, когда рядом смерть, не важно, кто ты — мужик, собака или баран, — умирать не охота никому. И, когда в подвале вновь зазвучала речь, Хартман ощутил, как в его теле как будто развязался проходящий сквозь внутренности стальной канат:
— Я найду записи с видеокамер, и ты покажешь мне ее. Понял? И не дай Господь ты ошибешься…
— Я не ошибусь, — сиплый выдох облегчения. — Не ошибусь!
За Формулу он отдал Химику сумму с шестью нулями — солидные деньги. Но дело не в них, а в том, что после этого Химик — гениальный человек, способный изобрести неизобретаемое, — исчез. Поговаривали, что его завербовала для работы в своей лаборатории Комиссия. А, может, они просто нагрянули за ним для того, чтобы способная останавливать время Формула, не досталась простым смертным.
Одна ампула. Одна попытка, один шанс.
И гонялись за ней наверняка не только они с Грегори, но и другие «розеточники». А все потому, что Химик однажды неосторожно поделился в своем блоге фразой: «Не замедляет время, как таковое, но ускоряет его восприятие разумом. Позволяет человеку видеть энергетический фон объектов, в том числе излучаемые ими короткие и длинные волны…» И все — этой фразой он подписал себе путевку не то на пьедестал в число избранных индивидуумов, которых нанимали люди в серебристой форме (*правящая власть Уровней), не то в иной мир. Так или иначе, Марио оказался первым и единственным человеком, успевшим связаться с гениальным изобретателем до того, как тот пропал.
Успел заказать ампулу, успел купить себе надежду.
И успел ее потерять.
Черт, как изменчив мир.
Ночь вышла для него бессонной.