Сапер. Том IV

Я приподнялся. Состав с танками и теплушками горел с головы. Вокруг суетился народ. То и дело из головных вагонов разлетались снаряды.

— Вы куда?! — схватил меня за руку Бедридзе.

— Долбодятлов спасать!

Танки. Не КВ и даже не Т34, а обычные Т-60. Надо спасать. Я отмахнулся от лейтенанта, побежал к составу. Суета молодых мехводов была бессмысленна и опасна. Какие самодельные пандусы?!

— Все ко мне! — крикнул я скидывая шинель — Стройся!

Вбитая в подсознание привычка подчиняться старшему по званию сработала. Передо мной выстроилось тридцать один военный в разных званиях. Включая даже майора.

— Будем отцеплять крайние платформы и на руках откатывать дальше. Все ясно?

«Так точно» было прервано новыми взрывами в головных вагонах. Похоже рвались танковые снаряды. Ну вот какой дебил так состав собрал? Танки отдельно, снаряды отдельно… Да еще в самое начало запихнуть…

Мы дружной толпой побежали в конец, сняли первую сцепку, десять человек принялись толкать платформу с танком. Потихоньку она пошла. Следующая сцепка. Тут к нам присоединился Бедридзе, Ильяз, комендачи. Дело сразу пошло быстрее. А я все смотрел в небо. Сейчас прилетит какой-нибудь «костыль», сделает фотоконтроль и добро пожаловать новая порция юнкерсов. Знаю — плавали. Выстраиваются кружком и по очереди долбят, корректируя друг друга по взрывам.

— Где наши летуны?! — спросил я Бедридзе. — Почему станция не прикрыта?

— Так немцы аэродром в Ильичево еще в марте уничтожили. Как раз на международный женский день.

Зашибись. И как тут воевать? И что может сделать Кирпонос?

Потихоньку снаряды закончились рваться, танки мы вытолкали прочь со станции. Их тут же начали сгружать с платформ по самодельным пандусам. И правильно. Отогнать в лесок, замаскировать — первое дело на войне. А я в голове уже составлял донесение начфронту. Тут не танки нужны, а ПВО. Еще зениток, истребители. Иначе никакого наступления не будет.

— Товарищ полковник, — Бедридзе вытирал копоть с лица. — Зачем вы полезли командовать? А если бы вагоны разом сдетонировали?

— А если бы у бабушки был хер, она была бы дедушкой.

— Ну все-таки… Есть комендантский взвод, начальник поезда, железнодорожники…

— Ты же видел сам этот бардак! — укорил я лейтенанта — Снаряды бы подожгли соседние теплушки, там бы полыхнуло, перешло все на танки. А они знаешь, как нужны там, за Волховом?

Я махнул рукой в сторону реки. На самом деле танки нужны Ленинграду. Если у второй ударной все получится… То дальше можно наступать на Мгу и попытаться прорвать блокаду города.

— …даже такие дурацкие, как эти Т-60.

— Почему дурацкие? — удивился Бедридзе.

— Горят очень легко, — вздохнул я. — Не броня, а картон. КВ и тридцатьчетверок не хватает, вот и кидают на фронт всё, что найдут.

* * *

Ваня Дробязгин — парень себе на уме. Не то чтобы хитрый очень, но сильно себя любит, а потому к остальным относится не совсем по-братски. Хотя боец хороший. Это мне про него комроты его рассказал, младший лейтенант Бедридзе. А что, хорошее дело, поговорить в дороге, если можно. Незаметно и расстояние короче кажется. Василий Григорьевич, оказалось, молодой совсем, двадцать три года ему исполнилось. Внешне возраста ему добавили вечный недосып и бесконечная усталость. Это не он мне сказал, я сам додумал.

Если бы не проклятые немцы, загнавшие нас в обход своей бомбардировкой, то пили бы мы чай уже в чьем-нибудь блиндаже. А так — шагаем, вытянувшись цепью — ищем следы, сломанные ветки, хоть какие-то признаки наводчиков. Я, Бедридзе, Ильяз, и трое бойцов из нквэдэшной роты. Мы с татариным слушаем Дробязгина, рассказывающего бесконечную сказку о своем боевом пути. Ему поверить, так Вася Теркин, который появится вроде как осенью, нервно курит в сторонке. Мы с комротой чуть поодаль, вроде как ни при чем, а Ахметшин откровенно уши греет.

— А что, сказали «дуй вперед», я и дунул, — это он о преодолении какого-то болотца в наступлении. — Я в болото это прыгнул, думал, там от силы по пояс, а сам чуть не носом нырнул. Еще и на чем-то поскользнулся, и с головой под воду ушел, только руки с трехлинейкой наверху остались. Вынырнул, а Колю Пухова, землячка моего, приголубило из пулемета, смотреть страшно, половину лица, считай, пулей снесло. Заместо меня, значит. Говорю ему, давай на берег, отвоевался. Он пошел, да недолго — через два шага его окончательно срубило. А вокруг кричат, стоять на месте не дают, я и пошел. Глубины немного было, сразу почти по колено стало, и мы на берег выбрались. Пока вылезал, кто-то мне прямо по носу каблуком заехал. Обидно стало, что ж ты, думаю, творишь. Только сказать что думаю не вышло — мужичка этого, суетливого, миной из миномета считай в клочья разорвало, пока я там в нос тряпку пихал, чтобы не кровило. Собрались в кучу, а из роты нас тринадцать душ осталось, и воентехник пришлый какой-то. Сковорода его фамилия была…