— Петр Николаевич, про подвиги мне не надо, — отмахнулся от моих речей Мельников. — Кого надо — наградят, списки утверждаются. Вот вы мне лучше осветите эпизод, когда после прямого указания майора Стоянова важная для нас техника была практически выведена из строя.
— Кто-то вас неверно информировал, Дмитрий Иванович, — спокойно ответил я. — Никакого вредительства там и близко не было. При освоении техники вопрос особенностей работы с горюче-смазочными материалами прорабатывался в первую очередь. И Стоянов постоянно напоминал об этом своим подчиненным, в том числе и под подпись. Я видел эти списки, их передали в штаб армии. Но в условиях вероятного дефицита ГСМ было принято решение исследовать возможность применить… что под руку подвернется. Сами понимаете, какая там обстановка была до начала прорыва. В один двигатель залили бензиново-масляную смесь, попробовали запустить. Не завелся. Всё осуществлялось под контролем, акт потом составили. Сразу же всё слили, прочистили, промыли. Танк потом в бою участвовал, на ходу до сих пор. Так что кто это писал — не думаю, что за наше дело человек переживает. А вывести из строя опытного командира желание есть. Вы бы его проверили, сигнальщика этого…
— Всех проверим, товарищ Соловьев, не беспокойтесь, — особист встал, пожелал выздоровления, и вроде как собрался выходить, но потом будто как вспомнил и у двери добавил: — Рапорт мне про американку не забудьте написать подробный.
Сам я ничего писать не собирался. Ищи дураков в другом месте. У меня советник есть, Евсеев. Его, кстати, я не видел еще. Равно как и товарища Ахметшина. Один тут скучаю. Военфельдшер только после Мельникова заглянул, посмотрел, и делать ничего не стал. Понятное дело, время перевязки не наступило еще. Но я ему рекомендации по лечению другого пациента сообщил. У меня как у того старшины, всё в блокнотик записано. Медик проникся, ценные указания воспринял как руководство к действию.
Потом появился по-настоящему полезный человек — красноармеец Дробязгин. Обед принес, одеяло поправил, новости сообщил. Так, больше по мелочи, все службу несут, происшествий не случалось. Вот только товарищ лейтенант пострадал от стихийного бедствия в виде супруги.
— Стоять, Никита! Какой еще жены?
— Прасковья Егоровна, какая и раньше была. Она говорила, что вы лично ее с товарищем лейтенантом браком сочетали.
И смотрит на меня ординарец такими глазами, что чует мое сердце, сейчас я узнаю много нового и интересного.
— Было дело, не отрицаю. А откуда здесь жена появилась, в прифронтовой полосе?
— Так по договоренности, после окончания курсов фельдшеров прикомандировали сюда,
— Был же военфельдшер, только что, Тищенко, или как его?
— Так он что, один у нас? Скажете тоже, товарищ полковник. Штаб фронта у нас, или так, погулять вышли? К тому же Прасковья Егоровна… под арестом немного.
— За что хоть?
— Так товарищу лейтенанту лицо… повредила.
— Слушай, Дробязгин, расскажи-ка мне всё по порядку, а то мне что-то ничего не понятно.
— Короче, как уехали вы в командировку, на третий… ну да, через два дня, прилетел самолет. Ну дело обычное, одни сюда, другие оттуда. Ну и фельдшерица эта. Видная дамочка, скажу вам. Эх, где мои молодые годы? Уж я бы!
— Никита, тебе тридцать пять лет, рановато в деды записываться. Какая из себя Параска, я знаю. К делу давай.
— Так вот, прибыли они, записались где надо, поселили их там, — ординарец махнул рукой куда-то в сторону. — А я тут то тем, то другим… По хозяйству, короче. Как раз паек ваш получил, вон, всё сложено, ничего не пропало…
— Дробязгин!
— В общем, Прасковья Егоровна, как уладила дела организационного характера, сюда пришла. Видать, подсказал кто. Вот, а меня как раз на месте…
— Прибью!
— Да тут немного осталось, товарищ полковник. Она зашла, а тут товарищ лейтенант проводил индивидуальное занятие по оказанию медицинской помощи со связисткой, Леночкой. Ну и не разобралась до конца, что у них там учения по наложению повязки при ранении в грудь, подумала плохое. Вырвала той клок волос, и выгнала в чем та была, когда занятия проводили. Там, скажу вам, бинтов на ту грудь порядком пришлось потратить, если бы ранило в это место.
Я представил себе эту картину и тихо начал ржать. Наверняка последствия занятий по наложению повязок многим понравились.
— А дальше? — отсмеявшись, спросил я.
— Так лицо немного поцарапала, глаз подбила, ну и ухо… тоже пострадало.
— Говорил я дураку, осторожнее, так нет же, пока всех кур не потопчет, не успокоится.
Про Параску я больше спрашивать не стал. Чует мое сердце, этой женщины скоро и без моего участия здесь станет так много, что хоть переводись куда. Попрошусь к Рокоссовскому, старшим помощником младшего дворника. А что, окружение пока не грозит, лошадиные трупы за счастье не считают, господь миловал. А после стратегических успехов медальку какую дадут. И буду я сидеть в штабе, дуть чай с утра до вечера, отъем пузо до колен, да к связисткам захаживать…