Сапер. Том III

— Ага, кто бы сомневался, — согласился я. — Быков, присмотри за нашим новым бойцом. Раз собрался продолжать службу, то мы ему обеспечим такую возможность. Следите только, чтобы не заблудился нигде, а то от радости пойдет куда-нибудь.

За лошадку я, собственно, и переживать перестал. Как объяснил мне Енот, просто происходит передача советской властью животного из одних рук в другие. Лошадь, да и ее приданое тоже, принадлежали государству, а леснику даны в пользование. Да и немцы один хрен реквизировали бы коняшку, не на острове ведь живет Егор Семенович. А уж фашистам по барабану, кто на чем дрова возить будет. В лучшем случае напишут расписку, из серии «Дана русской свинье, что у нее забрали свинью». А так хоть партизанскому отряду послужит.

Попрощавшись с хмурым лесником, вышли сразу на рассвете. Новый член нашего отряда, кроме своей трехлинейки, тщательно припрятанной в дальнем углу сарая, на радостях нагрузился как вьючная лошадь. Вполне добровольно, как заверил меня ухмыляющийся Ильяз. Воспитывает!

Майор еще не успел выслать вперед боевое охранение, как сзади послышался крик:

— Подождите! А я?!

И почему я не удивлен? Обладательница самого большого в мире шила в заднице, Прасковья Егоровна, мчалась за нами крупной рысью. Где она хоть нашла ватные штаны и рюкзак марки «мечта оккупанта»?

— От же бісова дівчина, — ругнулся Махно, останавливая коня лесника. Получается дважды его ограбили. Лошадку с санями забрали. А затем и дочку.

Слегка запыхавшись, раскрасневшаяся Параска подбежала к нам.

— Что непонятного было в словах «ты остаешься здесь»? — спросил я ее самым суровым командирским голосом, какой только смог изобразить.

— То, Пётр Николаевич, ой, товарищ командир, что раз я сказала, что пойду с вами, то так и будет! — нагло ответило мне это чудо. — Мне даже папка с мамкой против ни слова не сказали! Знали, что я всё равно по-своему сделаю!

— Лучше бы они тебя замуж выдали. Или по заднице надавали, чтобы головой думала, — буркнул я.

— Била мене мати березовим прутом, щоби не стояла з молодим рекрутом, — улыбаясь, бодро запела Параска. Вот ведь знает как найти подход к командованию!

— Отставить песни! — гаркнул я. — В обоз! Стирать и картошку чистить! До конца войны!

— Вот, видите, получилось как я говорила! — ни капли не смутившись, заявила девчонка. — А стиркой меня не напугаете! Ой, ладно, я к Анне Матвеевне пойду, — вдруг ее задор куда-то испарился и через пару секунд она уже укладывала свой рюкзак на сани. Я развернулся и чуть не засмеялся в голос: товарищ Енот так и стоял со зверским выражением лица и поднятым кулаком.

— Ну хоть кого-то эта ходячая катастрофа слушает, — улыбнулся я. — Если что, буду знать, кого позвать, чтобы утихомирить ее.

Шли не спеша. И люди уставали быстро, и лошадку надо пожалеть. Так что шагай пока ноги переступают. Вокруг тишина, только топот ног по дороге, фырканье коня, да временами кто-нибудь закашляется.

Не заметил, как перестал наблюдать за окружающим. Вот так и на марше: идут люди, а потом — шарах, вывалился кто-то, уснул на ходу. Встанет бедолага, отряхнется, если силы есть, и опять в строй нырнет. Так что я пропустил тот момент, когда тучи почернели и ветер усилился. Дошло до меня только после того, как в лицо освежающе прилетел такой бодрящий снежок.

Через минуту уже ничего не было видно. Валит и валит — успевай протирать глаза. Где мы? Куда идем? Кто там впереди был? Надо назад, в кучу собираться, а то сейчас шаг в сторону — и готов, Ага, догадался, выпал из вьюги. Кто это хоть тут в снеговика переоделся? Витя Гаврилов, наш артиллерийский старшина. Ну вот, все вместе, хорошо. А плохо то, что спрятаться некуда.

— Товарищ командир! — это Параска подошла откуда-то сбоку. — Я знаю, куда идти! Тут недалеко совсем, мы же на полдороги между Боромыками и Березной! Километров шесть, не больше!

— Так не видно же ничего! — крикнул я, пытаясь уклониться от ветра, дующего прямо в лицо, в какую сторону ни повернись.

— Сейчас вот тут пройдем, — она махнула куда-то влево, — потом через ручей переправимся, а там рукой подать. Пойдемте, а то замерзнем здесь!

Вот и не хочется так рисковать, но понимаю, что придется. Что поделаешь, понадеюсь еще раз на свою везучесть, раз больше ничего не остается.

— Веди! — крикнул я Параске, и она, кивнув, поперла прямо во вьюгу.

Уж не знаю, с какой скоростью мы двигались, но казалось, что прошло уже дня три. Задубели все, но при этом дружно переставляли ноги, хоть некоторым пришлось держаться за сани, чтобы не отстать. Хотел подбодрить народ какой-нибудь военной песней — даже начал напевать:

Как-то летом на рассвете

Заглянул в соседний сад…

Но снег забивал не только глаза, но и рот. Заткнулся и дальше уже брел молча.

Как мы дошли до ручья, о котором говорила Параска, сам не знаю. Подбежала девчонка, говорит:

— Лед тонкий, надо осторожно!

Ну, сказано — сделано. По одному переправились на другой берег, Сани разгрузили, барахло вручную перенесли.