Ну, он мне долго руку жал, благодарил, даже после концерта к себе за кулисы пригласил. А мы что, люди не гордые, сходили, по бокалу винца выпили за победу, Мессинг парочку баек рассказал, я тоже развеселил всех, изобразив Ильяза и полковника Епишина.
Вольф Григорьевич оказался хорошим мужиком, простым и компанейским. Я покаялся в том, что чуть не загубил ему представление. Неожиданно он заинтересовался тем, откуда я всё это знаю, мол, метода малоизвестная. Я отговорился знакомством с бродячим артистом, но чувствую, не поверил он мне. Вера в это время разговорилась с ассистенткой Мессинга, той самой девушкой с косой, которую звали Лидой. А мы, соответственно, сидели поодаль и тихо беседовали о своем.
– А вы, Петр Николаевич, не так просты, как хотите показаться, – в его голосе стал явно слышен польско-еврейский акцент, до этого совсем незаметный. – Что-то в вас есть такое… непонятное, потустороннее. Я ведь предсказывал будущее… раньше… Но потом понял, что это очень опасно. Хотите, я про вас всё узнаю?
Я аж поперхнулся вином от неожиданности. Не хватало мне только разоблачений от артиста. Кто его знает, а вдруг он и вправду умеет что-то такое таинственное и непонятное?
– Вот этого, – говорю я с самой серьезной физиономией, какую только смог изобразить, – делать не надо. Слишком там, в моем прошлом, много такого, что считается военной тайной. Оно вам надо? Я ведь вынужден буду по команде доложить, что это случилось, вас начнут на Лубянку таскать. Ничего приятного, поверьте.
Возможная встреча с НКВД Мессинга напугала. Он помотал головой – мол, и в мыслях не было без разрешения, да в прошлое…
– Лучше про гнущуюся ложку расскажите, – я быстро поменял тему разговора.
– Ладно, только, пожалуйста, никому ни слова, – Вольф облегченно вздохнул.
– Могила, – улыбнулся я. – Ни звука даже.
– Фокус этот очень простой, – Вольф Григорьевич повернулся к ассистентке и попросил: – Лида, подайте ложку, она там возле вас где-то.
Девушка принесла, и Мессинг дал мне ложку, обычную с виду.
– Не вижу никаких хитрых прилад, она целая, не надпилена, ничего. И руками не гнется, – попробовал я.
– Подержите в зажатом кулаке, – сказала Лида, а Мессинг кивнул соглашаясь.
И правда, через минуту примерно черенок согнулся у меня в руке сам по себе.
– Это мне физики подарили, – объяснил Вольф Григорьевич. – Какой-то специальный сплав с памятью на форму. Хоть немного согреешь в руке, и она становится такой, как и была, хоть ты ее в узел завязывай перед этим.
Короче, неожиданно этот вечер закончился. Жаль, фотоаппарата не было, карточку на память сделать я бы не отказался.
Утром я проснулся не от будильника, а от шума дождя. На улице едва начало сереть, но было понятно, что это надолго, слишком уж занудно по подоконнику стучало. Я вздохнул, сел на табуретку и подтащил поближе одежду.
– Ты куда собрался, рано же еще, – пробормотала полусонным голосом Вера. – Будильник не звонил даже. Давай хоть покормлю на дорожку.
– Похоже, поездка откладывается, – я кивнул на окно. – Дождь зарядил, погода нелетная. Я схожу, попробую дозвониться до ребят, узнаю, сколько у нас еще времени.
А на улице вообще был собачий холод. Северный ветер, дождь со снегом, будто уже ноябрь заканчивается, а не сентябрь. Пока добрался до телефона, пока дозвонился через коммутатор – руки уже задубели. Плащ-палатка грела слабенько.
Домой я пришел слегка посиневший. Хотелось залезть в горячую ванную и при этом еще и укрыться теплым одеялом. Вера, будто почувствовав, что я сейчас вернусь, как раз закончила накрывать на стол. Ничего особенного, на ужин в «Метрополе» не тянуло, конечно, но горячее. Да еще и приготовленное любимой женой.
Я помыл руки (даже холодная вода согрела их) и сел за стол. Моя ненаглядная пододвинула мне тарелку.
– Ешь, давай. Извини, без разносолов. – и торжественным голосом добавила, тоже, наверное, вспоминая пышные красоты ресторана: – Яичница из куриных яиц с колбасой докторской!
– А соус какой подадите? – засмеялся я.
– Горчичный, – улыбнулась Вера. – И хлеб серый.
– Спасибо, Верочка, – только и успел сказать я перед тем как начал поглощать еду.
– Что на аэродроме? – спросила она, глядя как я ем. Очень мне нравится, когда жена сидит вот так и смотрит на меня, сложив руки.
– А что делать, ждём. Сказали, по прогнозу раньше трех дня не выберемся. Созвонюсь с ними часа в два, узнаю.
– Раз не летишь – значит идешь со мной смотреть квартиру! – тоном, не допускающем возражения, заявила жена.
Вздохнул, пошел бриться.
Пока добирались до нужного места, Вера мне все уши прожужжала, делясь впечатлениями о вчерашнем концерте. И то хорошо, и это, и публика принимала отлично, и артист старался. И даже Лиде достались слова одобрения, хотя что она там делала: принеси-подай. Чувствую, надвигается гроза. Не на небе, там по-прежнему облачно с осадками в виде дождя, хорошо хоть уже без снега.
– А ты, Соловьев, повел себя ужасно, – наконец-то прозвучал приговор. Это же надо, вчера молчала, всё утро заботливую жену изображала, и – нате, получите, благодарить не надо.