– Вот, товарищ политрук, младший лейтенант Ахметшин, он, вдохновясь речью нашего великого вождя от третьего июля, имеет предложение, – громко начал я, двинув по ноге Ильяза, чтобы со всем соглашался. Сейчас я тебя твоим же оружием, крыса тыловая, припечатаю. Не знал ты, дорогой товарищ, что у нас, извините за то, что принижаю высоту момента, на зоне, в красном уголке, была подшивка «Правды» сорок какого-то года. И я на спор выучил наизусть статью, где какой-то брехун цветисто рассказывал сказку про то, как великий вождь еще в июле сорок первого придумал фишку про Великую Отечественную, но до поры до времени из скромности молчал про новое название. И автор приводил примеры из этой речи в доказательство гения лучшего друга всех физкультурников. Короче, я тогда выиграл пачку чая. Маленькую, 50 грамм. Сейчас полностью весь опус не помню, конечно, но пересказать могу уверенно.
– А почему товарищ Ахметшин молчит? – поинтересовался политработник. – А то сами говорите, что инициатива его.
– Так у него дефекты дикции и он боится испортить слова Иосифа Виссарионовича неправильным произношением, – вывернулся я.
– Да, товарищ болитрук, – бодро ответил Ильяз. Видать, понял, что можно отмазаться, а то спросят, чего не знает – и получай. Кто-то прыснул.
– Продолжайте, товарищ Соловьев, – нахмурился политрук.
– Как известно всем, – уверенно начал я, глядя в глаза политработнику, – товарищ Сталин в своей речи сравнил эту войну с такой же, которую вел наш народ против французских захватчиков в 1812 года, а также прямо говорит о ней как об отечественной. Трижды, – добавил я. – Также Иосиф Виссарионович вполне справедливо называет войну великой, так как ее ведет великий советский народ…
Политрук явно охреневал. Я сыпал цитатами из речи Сталина, которые он проверить не мог – не станет же он меня останавливать для того, чтобы свериться с источником. В голове у него крутились какие-то винтики, он прикидывал, что будет, запусти он эту бодягу. Скорее всего ничего, но кто ж его знает. Он чуть не пропустил концовку моего доклада.
– …Вот товарищ Ахметшин и сомневается, писать об этом предложении в «Правду» или в «Красную звезду»? Может, сразу товарищу Сталину?
– О чем писать-то? – политрук все еще находился в прострации.
– Чтобы дать название войне, – терпеливо объяснил я.
– Какое?
– Как какое? Великая отечественная война советского народа. Короткий вариант – просто Великая отечественная.
«Выставка» Голиафа прошла на высшем уровне. Хоть и подготовили впопыхах, за несколько часов, но понравилось всем. Были и Кирпонос, и Тупиков, ну, и начальники разведки и саперных служб фронта и армий. Разглядывали долго. Потребовали завести машинку, поездить по залу. Голдович, какой-то забегавшийся, уставший, посмотрел, хмыкнул, потом подошел ко мне:
– Правду говорят про тебя, Соловьев, что везучий ты. Куда ни полезешь, а даже в выгребной яме золото найдешь. Шел бы ко мне, что ты здесь забыл? У нас хоть настоящим делом заниматься будешь.
– Александр Иванович, вы сами-то как думаете, отпустят меня?
– Ладно, Соловьев, надумаешь, приходи. Я тебя не забуду, – он мне руку. – Бывай.
Тупиков с саперами полез внутрь «Голиафа», а Кирпонос отвел меня в сторону:
– Эту сухопутную торпеду надо в Москву везти. Пусть наши спецы тоже такую сделают. По образцу.
– Можно лучше, товарищ генерал.
– Это как же?
– Немцы поставили внутрь маленькую электрическую батарею. Запаса хода нет совсем. Надо на бензиновом двигателе делать. И тогда она тротила возьмет больше с собой.
– Ладно, подумаем, – комфронта снял фуражку, вытер лоб платком, потом, будто вспомнив что-то, посмотрел на меня. – Вот еще что. Тут ко мне из политотдела подходили. Что это за история с письмом к Сталину? Что вы лезете не в свое дело? Работы мало? Так я нагружу побольше! Рассказывай, а то эти, – мотнул он головой в ту сторону, где, наверное, должен находиться политотдел, – кружева только плести горазды.
– Я тут стихи прочитал. В Красной Звезде. Священная война.
– Времени, значит, и на стихи хватает, – буркнул комфронта. – Да, помню, как там…, - Кирпонос задумался припоминая. – Вставай, страна огромная? Эти?
– Точно! Подумал, что хорошая песня выйдет.
– Какие еще песни? Ты военный или артист театра? – комфронта начал закипать. – Петр Николаевич, что ты кругами ходишь? Чётче излагай! Что за письмо? Зачем вы какие-то приключения вечно выискиваете?
– Так я ж про это и говорю. Хочу объяснить. Но священная война – это какой-то поповский термин. Лучше звучит Великая война. Тем более товарищ Сталин уже употреблял это слово в своей речи. Как и отечественная. А что если соединить?
Кирпонос пожевал губами, вздохнул.
– Вот не стоит сейчас к нему лезть с этим… Иосиф Виссарионыч и так на нас зол за предложение отвести войска на левый берег. Еле пробили эвакуацию гражданских из Киева… Хотя, с другой стороны… ладно, – комфронта махнул рукой. – Пиши. Может, и выгорит. Сам и отдашь.
– Это как? – удивился я.
– А вот так, – улыбнулся Михаил Петрович. – Вызывают тебя в Москву. На награждение.