«Сапер ошибается один раз»

— Мы участвовали в общем январском наступлении, шли через замерзшие озера, оседлали дорогу Кенигсберг — Берлин. Первый немецкий городок, захваченный нами, назывался Йоханнесбург. Городок был почти пустым, на многих домах на фасадах под крышей были выгравированы буквы «СС». Наши солдаты все эти дома сожгли дотла.

Через три дня вышел приказ Рокоссовского, в котором было сказано предельно ясно: «Все материальные ценности, имеющиеся на территории, взятой частями Красной Армии, являются социалистической собственностью и подлежат охране в соответствии с законом». Поджоги сразу резко пошли на убыль. Никто из наших бойцов не грабил и не занимался насилием. Никто не увлекался барахольством, не набивал «вещмешки» трофеями. Есть старая солдатская пословица — в походе солдату и иголка лишний груз.

Получили приказ — без остановки, используя любые средства, стремительно продвигаться к Апленштайну и захватить его. Но у подразделений УРа не было своего автотранспорта, как, например, у мотострелков, и когда мы вошли в Апленштайн, там уже находились наши кавалеристы из группы генерала Осликовского.

Мы повернули к Мариенбургу и далее на Эльбинг, где встретили серьезное сопротивление. Здесь был расположен канал Нагат. Высокая дамба, высотой несколько десятков метров, в толще которой немцы оборудовали десятки огневых точек, амбразуры для пулеметов и 20-мм пушек. Оборону дамбы, преградившей путь УРу, держали немецкие моряки-курсанты. Здесь нам пришлось немного попотеть — брать дамбу штурмом. Расчет одного 45-мм орудия под командованием сержанта Бабанина смог затащить пушку на самый верх дамбы и прицельно бил по амбразурам, после каждого выстрела откатывая орудие назад. Нашли лодки, пулеметный взвод во главе с Виктором Титовым переправился через канал, зацепился за дамбу и продержался до подхода основных сил, обеспечив захват канала.

Следующим серьезным испытанием для нашего ОПАБа стали бои за Данциг и на подступах к нему. Как-то мы захватили большой склад фаустпатронов, оружие серьезное. Я перевел на русский инструкцию к «фаусту», и наш помощник нанштаба Селюков и инженер батальона Дутов обучали всех бойцов батальона, как использовать «фаусты» в бою.

На подходах к городу Сопот запомнилась одна страшная картина. Стояла на дороге в линию сожженная немецкими «фаустниками» целая колонна наших танков, машин двадцать. Колонна была «подарочная», на всех танках была надпись — «20 лет Узбекской ССР». Там 25 марта был предпринят неудачный штурм города, но артподготовка не достигла своей цели, многие огневые точки оказались неподавленными. И только 30-го числа, когда город непрерывно отбомбили несколько сотен наших самолетов, в 12:00 дня над ратушей немцы подняли белый флаг. Разрушенный бомбежками Данциг горел, пламя и дым над городом были видны за десятки километров. Большая группировка немцев смогла уйти из города на северо-запад, взорвав за собой дамбы за Мертвой Вислой и затопив всю окрестную территорию, но в итоге эта группировка оказалась блокированной, и нашему укрепрайону поручили держать немцев в «мешке». Считалось, что в кольце окружения находится 18 000 немецких солдат и офицеров, но когда после объявления о капитуляции Германии группировка сдалась в плен, то только военнослужащих вермахта в ней оказалось свыше 40 000. Здесь я и встретил конец войны.

7 мая нас пришла менять на позициях 47-я армия, переброшенная из района Кенигсберга. Мы передавали свой участок обороны, саперы делали проходы для танков, и тут, в метрах двухстах от меня, разорвался немецкий снаряд. Я не придал этому значения, подумал, что немцы от безысходности выпускают последние снаряды наугад. Но второй снаряд разорвался прямо рядом со мной. Я потерял сознание. Когда очнулся, то увидел рядом нашего батальонного фельдшера Сашу Кобелева. Я сказал ему: «В госпиталь не отправляй!» — и услышал в ответ: «Лева, война закончилась!»

Оказывается, что я пробыл без сознания двое суток. Этим же снарядом был тяжело ранен старший лейтенант Буряк, бывший сержант, о котором я вам рассказывал. Буряк в конце войны уже был командиром роты, и вот и ему не повезло за два дня до Победы.

— Как происходила сдача немцев в плен? Как относились к ним наши красноармейцы?

— Избитая фраза, что немцы народ дисциплинированный, но так и есть — после того, как им был отдан приказ о капитуляции, они сложили оружие и организованно, в батальонных колоннах, под командой своих офицеров, пошли в плен.

Конечно, были исключения, и после мая 45-го года постреливали в наших краях, но в основном бывшие вояки вермахта сразу смирились с судьбой и своим поражением. Запомнилось, как два наши офицера рассказывали, что видели, как по Данцигу проходила колонна пленных, и немецкие женщины, стоя на тротуарах, приветствовали их радостными криками. Офицеры удивились, чего они так веселятся, и спросили у одной из женщин: «Почему вы так радуетесь?», на что услышали: «Подождите, пройдет еще 20 лет, и Германия себя покажет!»