«Сапер ошибается один раз»

Вот противотанковые мины было легко искать, они большие. У нас проблемы начались, как появились немецкие неизвлекаемые мины, там было три взрывателя: верхний, боковой и нижний. Ты вроде два верхних обезвредил, мину поднимаешь, а взрыв происходит из-за донного, сапера разносит в клочья. Но мы быстро придумали, как с ними бороться: делали специальные кошки, веревку с крючком бросаешь, цепляешь проволоку, сам в укрытие в 15 метрах, стаскиваешь кошку, взрыв, мина обезврежена. А так в первое время у нас человек 6–7 подорвалось на таких минах.

— Большие потери были среди саперов?

— Нас тогда в пополнении пришло 200 с лишним человек, а когда закончилась война, то в батальоне из нашего пополнения осталось 5 или 6 человек, остальные были ранены или убиты. Правда, больше всего было потерь не от мин, а от стрелкового огня противника.

— Как-то немцы ночью пытались предотвращать разминирование?

— Мы выходили на разминирование в маскхалатах. Немец все время ракеты пускал, если обнаружит нас, то мы сразу замираем, никакого движения, пока он не успокоится. Но бывало и такое, что поубивают и покалечат людей. А в другой раз разминируем все, флажки поставим, и ни одного выстрела. Но самым сложным было не разминирование, а потом поставленные флажки охранять, тут надо внимательным быть. Говорят, что завтра по сигналу ракетой атака, а до этого времени ты должен охранять флажки и глаза не сомкнуть. Обычно мы ждали утра, сначала начиналась артподготовка на 10–15 минут или больше, смотря какое перед нами укрепление, потом ракета, мы сразу поднимались и шли вперед, пехота с нами. Как провели пехоту через все минные заграждения, то мы дальше не идем, а остаемся и миноискателем ищем мины, ведь за пехотой танки пойдут или машины снабжения.

— Что входило в ваше снаряжение?

— В рюкзаке хранили патроны для карабина, около сотни, потом для автомата ППШ, кроме того, щуп и миноискатель. Также с собой брали гранаты РГД, а вот Ф-1 не брали, такого у нас не было. Трофейными немецкими гранатами не пользовались. Немецкие гранаты были менее эффективны, у наших была более высокая поражающая сила. Потом, у вражеских гранат очень длинный запал был, поэтому если ты расторопный, то можно было успеть обратно им гранату кинуть. Я лично гранаты немцам назад не бросал, но в соседнем взводе один сапер рассказывал, что немцы к нему подобрались и стали забрасывать гранатами, а он их быстро перехватывал и назад немцам бросал.

— В качестве танкового десанта вас не использовали?

— Было и такое, на танках в атаку ходили, вместе с пехотой. Нас, саперов, разбивали на группы по 5–6 человек или по трое. Причем, когда нас придавали стрелковому взводу, все равно нами командовал наш командир взвода или наш командир роты. Ему там могло начальство задание давать от пехотного командира, но нами в бою сапер распоряжался. Поэтому нас берегли, на штурмовку траншей не бросали. Кстати, когда под Шауляем мы наступали, то на танках сидели, после того как танки прорвались, немец стал кинжальным огнем отсекать пехоту. Со мной был старослужащий Старовойтов, он с 41-го года на фронте был. Смотрю, снаряд разорвался, он упал и меня за шинель тянет, говорит: «Давай быстрей в воронку!» Мы туда залезли, танки наши прошли, стрельба еще идет. Остались бы на танке, нас немцы точно поубивали бы. Там тоже практика важна на фронте. Старовойтов был ранен два раза, но выжил. Был еще такой Соколов в батальоне, с 41-го воевал, тоже был два раза ранен, но остался живой. Ему бабушка дала иконку заговоренную, он с ней не расставался.

— Как немцы вели наступление?

— Так же, как и мы, — цепью. Сначала идут танки, как и у нас, но у них пехота всегда была больше прижата к танкам, укрывалась от пуль и осколков. Мы эту немецкую тактику не перенимали, у нас самих, особенно к концу войны, тактика была лучше, чем у немцев.

— Что вы делали с извлеченными вражескими минами?

— Мы их взрывали, снова не использовали. После войны до самой демобилизации я под Ржевом разминировал минные поля, там столько всего было и столько погибших солдат, которые во время войны похорон не дождались. Там строили аэродром, а мин было видимо-невидимо.

— Какое было отношение к партии, Сталину?

— Я к Сталину относился очень хорошо, к партии отлично, сам был комсомольцем. В бой шли за Родину и за Сталина. Был такой лозунг, с ним в атаку поднимались. Для нас Сталин вообще был как что-то самое святое.

— Было ли вам что-то известно о больших потерях Красной Армии в первые годы войны?