Сапер

Я вскрыл конверт, достал документы. По ним выходило, что штандартенфюрер Пауль Блобель, который сейчас кормил рыб – командир зондеркоманды 4а айнзацгруппы С, а денежки предназначались для выплат премиальных эсэсовцам и местным помощникам. Читать эти километровой длины слова на немецком у меня выходило не очень-то хорошо, но вроде так получалось. Материал там был убойный – Берлин устанавливал лимиты сколько евреев должно быть уничтожено в треугольнике Ровно-Броды-Луцк. По всему выходило, что немцы очень даже хорошо осведомлены о населении возле новой границы.

Ладно, наши с этими документами получше меня разберутся. Что этот туз делал на глухой дороге, теперь уже, наверное, никому известно не будет. Спрятал бумаги и деньги в чемоданчик, вытер руки ветошью: после такого аж помыться захотелось.

Дверца открылась, в кабину запрыгнула Вера. Я невольно улыбнулся, вспоминая происшедшее ночью. Конечно, никаких объятий и поцелуев на виду у всех никто из нас и не подумал показывать, так, пожала руку, но и от этого простого жеста на душе потеплело. Эх, кабы не война! Что с тобой сталось в тот раз, Верочка? Дошла до конца в высоких чинах и стала профессоршей? Погибла в разбомбленном санитарном поезде? Кто ж теперь знает? Но я приложу все силы, чтобы ты осталась живой. И, желательно, рядом со мной.

* * *

То, что фронт приближается, стало ясно по усиливавшемуся грохоту. Бухали гаубицы, стреляли танки… То тут, то там стали появляться воронки. Пора было тормозить. Я помигал фарами Николаю, едущему впереди, мы остановились в небольшом, прореженном лесочке.

На его опушке паслись привязанные к колышкам козы. Похоже животных выстрелы совсем уже не пугали – они флегматично жевали траву.

Я выскочил из кабины, схватив бинокль, махнув рукой Николаю, пробежал вперед.

Перед нами был луг. Наверное, местное население выгоняло сюда кроме коз, всяких коровок и овечек. Сейчас здесь было пусто. Почти пусто. Два сгоревших Т-26, один из которых упирался в завалившийся на правый бок «ганомаг». Таранил что ли? Разбитая полуторка и раздавленная сорокопятка. То есть, похоронная команда уже поработала, а ремонтники и трофейщики – еще нет. А в остальном – ничего. И никого.

– Как то подозрительно даже – прошептал Николай, шикнул на шумного Юру, что устраивался рядом с пулеметом.

– Вон туда посмотри – ответил я, ткнул пальцем в сторону танков.

За лугом виднелась рощица. Немалая такая, местами с выломанными деревьями, кое-где с подпалинами. Но тоже ничего интересного. Интересное, оно за рощей было. Там стояли немцы. Похоже, не первый день уже. И огневые позиции были оборудованы, и блиндажи. Всё по ниточке, как у немчуры принято. Чуть левее стояла неполная батарея 75-миллиметровых пушек. Пять штук. Шестой не было. Видать, где-то по дороге потерялась. Аккуратно были уложены снарядные ящики, сверху замаскированные сеткой.

Окопы тоже по всем правилам отрыты, глина на брустверах почти высохла, точно не первый день торчат. Где-то и пулеметные гнезда есть, куда без них? Вот только не видно их отсюда. Надо бы рассмотреть, что там и как. Без разведки нельзя. А вот кого послать, непонятно. Мое упущение. За сколько дней надо было узнать, с кем иду. Вот так, Петя, лейтенантом записался, а ведешь себя как рядовой. Хорошо, по именам хоть запомнил, а то ведь некоторые и через месяц всех своих подчиненных «Эй, ты» зовут. Если доживают этот месяц, конечно, а не ложатся в землю в первой же атаке.

– Эх, танкистов жалко – к нашей дружной компании подполз Оганесян. Мехводу стало получше, последний отрезок он рулил вполне бодро, остановок не просил. Вот мелкий армянин, а крепкий. Правильно говорят – гвозди бы делать из таких людей.

Я почесал в затылке. Ладно, с разведкой разберемся. А что наши? Вон они, за полем. По-военному, так совсем рядом, и километра нет между первыми линиями окопов. Тоже зарылись по самое немогу, отсюда и не видно ничего. Можно, конечно, предположить, что где стоит, а только нам с этого? Нам бы вот этих вот пройти, что перед нами спины показывают, а с теми, что в лицо смотрят, как-нибудь разберемся.

Только дорога через поле перекрыта. Хорошо так ее немцы перегородили. Да и будь она открыта, проехать по ней мы бы не успели – и пулеметы подключатся, да и пушки могут успеть пальнуть по разочку. Мало не покажется, все поляжем на этом поле. Дуриком не пройти никак.

– Ну что, Коля, – повернулся я к лежащему молча водителю, – давай врубать заднюю, отъедем немного, от греха подальше. До того поворота, пожалуй.

* * *

Разведчик нашелся среди раненых. Сам подошел после того, как мы отъехали назад.

– Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант? – услышал я голос у себя за спиной.

Обернувшись, я увидел пограничника, лет тридцати, с двумя треугольниками в петлицах. На голове повязка. Я мочка кивнул. Не до церемоний, да и не люблю я это. Не на плацу стоим.

– Сержант Петленко, – представился он. – Я так понимаю, тащ лейтенант, мы в немцев уперлись?

– Это вы, сержант, почему решили? – спросил я, еще не понимая, к чему он клонит.