Сантехник 2

Каким наивным оказался я семь месяцев без шести дней назад, когда впервые вошел в распахнутые ворота Датума, с радостным восхищением вертя головой кругом. И мощные ворота, и толщина стен, и укрепления, щедро раскиданные по самой стене – все это разительно отличается от скромной крепостенки под названием Теронил.

Какие большие дома и склады, широкие мощеные улицы, множество народа внимательно смотрит на нас, желая услышать хорошие новости.

Жены и дети воинов, оборонявших Теронил, пытаются рассмотреть своих мужей и отцов среди выходящих со скуфы, быстро понимают, что никого из родных и знакомых не видят и требовательно преграждают нам дорогу.

Сразу же спрашивают о судьбе воинов крепости и вскоре одни плачут, вторые проклинают судьбу, дети молча смотрят на нас, пуская обильно слезы.

Да, невеселые новости принесла наша ладья в этот город, никто из крепости не смог на ней спастись.

Очень невеселые, на все расспросы экипаж скуфы кивает на меня, как на единственно пока спасшегося из крепости. Теперь женщины берут в осаду меня, называет имена своих мужей, однако что я могу им сказать?

Я знаю по именам только своих товарищей по работе, Дианила и Териила, могу рассказать, как погиб от стрелы на стенах один из них, судьба второго мне не известна.

То есть конечно известна, однако лучше я об этом промолчу. И так дело попахивает побоями для меня, просто за то, что я спасся, а чьи-то мужья и отцы не смогли, да еще прикрывая своими жизнями мое бегство, как подумают все собравшиеся здесь уже вдовы.

Гребцы предупреждают новых вдов и детей, что я почти не говорю на местном языке и вообще даже не воин. Однако проклятий и ругательств в свою сторону я выслушал немало, судя по интонации говорящих. Именно из-за того, что не могу по имени сказать, когда видел кого-то в последний раз и что с ним стало.

Толпа разъяренных такими новостями женщин – это вам не шутки! Могут и разорвать на клочки по закоулочкам.

Едва меня не порвали на маленькие кусочки просто потому, что я здесь стою живой и невредимый. В отличии от их мужей, про которых никто не хочет знать правду. Да и понятно, какая правда всем нужна – что я не видел лично смерть воинов крепости, а значит они могли выжить.

Только я по именам знаю одних своих приятелей, даже как зовут начальство крепости – мне неведомо. Поэтому я только отрицательно киваю головой, когда слышу незнакомые имена.

А имя Териила так никто и не назвал, хотя про Дианила спросила пожилая женщина, только и его смерти я доподлинно не видел, поэтому ничего не говорю.

Хорошо, что меня прикрыли пара служивых, отправленных со мной начальством корабля, они отвели свежего свидетеля захвата крепости в полуподвальный этаж здания на самой большой тут площади.

Пахло там совсем нехорошо, меня сразу закрыли в камере с парой потрепанных мужиков и одним служивым, на котором лица не видно, так здорово его отлупили.

Да, так я попал в местное КПЗ, как непонятный и подозрительный чужеземец, вместе с пойманными на воровстве и неподчинении начальству. Кинжал с пояса у меня сняли еще на скуфе, мешок обыскали, но из него ничего не забрали.

Самое смешное, что мой заслуженный сапожный нож в потайном кармане опять не нашли, как и красивую красную зажигалку. Карман с ножом опять не заметили, зажигалку снова не смогли нащупать, небрежно охлопав мою одежду с Земли. Здесь такие миниатюрные вещи еще делать не умеют, поэтому и не обращают внимание.

Я его снова туда спрятал, как только уплыл из рабства. Один раз выручил, вдруг еще придется именно на него полагаться, серьезный такой инструмент в любом непредвиденном случае.

Запустили свои руки в чужое имущество простые мужики, послал своего командира служивый – истории оказавшихся со мной рядом в камере довольно типичны.

Зато мной служивый человек сильно заинтересовался, а так как я не могу ответить на его вопросы, решил заняться моей учебой:

– Так делать здесь больше нечего, – это он мне объяснил потом. – И от мыслей о своей судьбе отвлекает.

Мужики же угрюмо молчат, боясь еще раз что-то неправильно сделать и усугубить свое положение лишними разговорами.

Однако когда я смог как-то рассказать воину о захвате крепости и гибели всех ее защитников, он сразу повеселел и высказал авторитетное мнение, что теперь его вернут в строй, а суд не состоится.

Через пару дней, когда меня забрали на дознание, я уже обогатил свой разговорный язык еще полусотней слов и смог внятно объяснить паре коренастых и сумрачных мужиков в форме свою историю.

Однако они мне не поверили, как не верят похоже здесь вообще никому сразу, отвесили несколько серьезных зуботычин и даже попинали своими подкованными сапогами немного для острастки.

Я уже собрался было перестать давать себя лупить, а отвесить как следует им в ответ, только про такое начало дознания меня уже предупредил сосед по камере:

– Бьют всех сначала, потом уже разговоры разговаривают. Терпи, здесь иначе не бывает.