На этих словах Ева нажала кнопку своих часов и где-то вдалеке завыла сирена. Голубев мгновенно вывернул ей руку, а Рахманов легким профессиональным захватом сжал Еве горло и зажал рот. Голубев выхватил у нее пистолет и приставил к виску:
- Отмени сирену, живо, или я разнесу тебе башку!
- Угу-гу, - сдавленно промычала Ева. Но в этот момент комнату заполнил едкий дым. Филиппенко рванулся к двери, по она мгновенно заблокировалась железной сеткой. Через минуту в комнату вбежали охранники в противогазах, их было четверо, но двое из них стремглав полетели на пол. Лоу научил бойцов задерживать дыхание до пяти минут, но сражаться со слезящимися глазами, без воздуха, оказалось сложно, но тем не менее с одного охранника Филиппенко сорвал противогаз, другого Рахманов повалил на пол и обезоружил, двух других взял на себя Голубев. Мозг распирало от отсутствия кислорода, но он нанес пару мощных ударов. Двое были разоружены, трое вместо с Евой валялись на полу. Голубев медленно, как в рапиде, бросился к выходу. Еще секунда, и он вдохнет кислород, слезы мешали глазам открыться, горло жгло и горело, кислый вкус разъедал губы, давление разрывало мозг на части. Голубев рванулся в коридор из последних сил и, вдыхая едкий дым, почувствовал, что умирает.
Но он не умер, он очнулся от удара током. Этот удар, казалось, сжег все тело изнутри и выжег мозг. Голубев стиснул зубы, но между ними оказался толстый резиновый жгут, значит, лечат электрошоком. другого названия этой пытки он не знал, видел со стороны, но никогда не пробовал ее на себе. Тело подпрыгивало на кровати от невыносимой боли, и голова взрывалась от бешеного разряда. Казалось, сердце вот-вот выскочит, а от мозгов не останется ничего, кроме склизкой жижицы. Значит, он станет идиотом. Перед тем как полностью потерять связь с самим собой, Голубев поклялся, что никогда больше не попадет живым им в руки.
* * *
Однако, несмотря на электрошок и предчувствие смерти, живыми очнулись все на кроватях в своей комнате 607. Голубев и не поверил, что живой, даже не понял, кого благодарить. После таких ударов не каждый воскресает, видимо такая уж сила местной медицины - хотят, разбирают на винтики, хотят, оживляют. Не так-то просто убить человека, особенно такого, как он, с гордостью отмстил Голубев. Голова тяжелая, как раскаленный шар, и тело ноет каждой клеткой, как мяч после игры в футбол, но все мозги вроде были на месте. Взгляд упал на кровать рядом - Никитенков. Он уже очухался и наблюдал за Голубевым, который, с трудом разомкнув пересохшие губы, тихо прошептал.
- Ну и куда же ты, часовой хренов, с поста ушел? - и просиял. - Не стерли ведь память! Сохранили живое! Ну, слава богу!
Порадовавшись, Виталик бросился к нему со стаканом воды. Голубев выпил залпом, но невыносимая жажда не проходила. Виталик присел рядом с ним на кровати.
- Не козел же я последний с поста уходить, Сергей Викторович! - чуть заикаясь, ответил Никитенков.
- Ты-то можешь рассказать, что произошло? Мы тебя обыскались! - Голубев расспрашивал Витальку и сам не мог нарадоваться тому, что все помнит!
- Я никуда не уходил, товарищ майор! А где мы все находимся?
- Тише ты! Просто говори, Сергей Викторович! В навороченном элитном остроге с ванной, кроватями и личной гейшей! Так что же ты, никуда не уходил, только тебя на месте не было!
- Из лесу вышло нечто: девка такая, на лыжах, куртка расстегнута, и под ней ничего, даже лифчика нет! Жуть такая - по морозу!
- Странно, к нам она в лифчике выходила… - внес поправку Голубев.
- Я сначала замешкался, а когда увидел, что в ее руках ружье и дуло на - меня направлено, я в воздух пару раз стрельнул, а потом все вырубилось, ничего не помню.
- А что до этого было, помнишь? И почему это ты вдруг стал заикаться?
Виталька удивленно взглянул на Голубева:
- А раньше я не заикался? Странно, я все помню, что до девки было! Потом спал, а потом только комната эта и вы бегаете. Я в коридор ломился, но дверь закрыта, а что это за место, где мы, Сергей Викторович?
- Я и сам бы хотел это понять, Виталик! А как опыты над тобой ставили, неужели не помнишь? Как память твою просматривали?